Женская война

Ленэ взглянул на дверь: она была тщательно заперта. Он знал, что за дверью стоит офицер с дюжиной хорошо вооруженных солдат.

Обернувшись к незнакомцам, он спросил:

— А вы, господа, что за люди? Сделайте одолжение, скажите, кто вы, и покажите нам ваши рекомендательные письма.

Начало этой сцены, исход которой, при несомненной сообразительности Фергюзона, весьма его тревожил, наложило на его лицо тень беспокойства. Это беспокойство передалось и его товарищам, которые, как и Ленэ, стали посматривать на дверь. Но их предводитель, величественно завернувшийся в плащ, оставался спокойным.

По приглашению Ленэ он выступил на два шага вперед, поклонился принцессе с вычурным изяществом и сказал:

— Я, Ролан де Ковиньяк, привел на службу вашего высочества этих пятерых дворян. Все они из знатнейших фамилий Гиени, но желают оставаться неизвестными.

— Но, вероятно, вы приехали в Шантийи не без рекомендации, господа? — возразила принцесса, смущенная мыслью, что произойдут беспорядки, когда будут арестовывать этих незваных гостей. — Где ваше рекомендательное письмо? Покажите!

Ковиньяк поклонился, как человек, понимающий справедливость такого требования, пошарил в кармане, вынул какой-то вчетверо сложенный лист и подал его Ленэ с низким поклоном.

Ленэ развернул бумагу, прочел, и радость выразилась на его лице, до сих пор несколько обеспокоенном и смущенном.

Пока Ленэ читал, Ковиньяк торжествующим взглядом окинул собрание.

— Ваше высочество, — сказал Ленэ принцессе вполголоса. — Посмотрите, какое счастье! Чистый бланк герцога д’Эпернона с его подписью!

— Благодарю вас, сударь! — сказала принцесса с благосклонною улыбкой. — Трижды благодарю вас… благодарю за моего мужа, благодарю за себя, благодарю за моего сына.

Зрители онемели от удивления.

— Сударь, — сказал Ленэ, — бумага эта до такой степени драгоценна, что вы, вероятно, захотите уступить ее нам лишь на каких-то условиях. Сегодня вечером после ужина мы потолкуем о ней, и вы скажете, чем мы можем отблагодарить вас.

Ленэ положил в карман бланк, который Ковиньяк из учтивости не попросил назад.

— Что, — сказал Ковиньяк своим товарищам, — не говорил ли я вам, что приглашаю вас ужинать к герцогу Энгиенскому?

— А теперь, господа, к столу, — сказала принцесса.

Обе половинки боковой двери при этих словах отворились, и открылся великолепно убранный стол в большой галерее замка.

Ужин прошел шумно и весело; каждый раз, когда пили за здоровье принца (а это случилось раз десять), все гости становились на колено, поднимали шпаги и осыпали ругательствами кардинала Мазарини так громко, что стены дрожали.

Прекрасному угощению в Шантийи отдали честь все. Даже Фергюзон, осторожный, благоразумный Фергюзон, отведал прелести бургонских вин, с которыми он познакомился в первый раз. Фергюзон был гасконец и до сих пор поэтому мог оценить только вина своей провинции, которые в то время (если верить герцогу де Сен-Симону) еще не очень славились.

Но Ковиньяк не поддался общему увлечению. Отдавая должное превосходному мулен-а-вану, нюи и шамбертену, он потреблял их очень умеренно. Он не забывал хитрой улыбки Ленэ и понимал, что ему понадобится вся сила ума, чтобы заключить выгодную торговую сделку с лукавым советником. Зато он очень удивил Фергюзона, Барраба и других своих товарищей, которые, не зная настоящей причины его воздержанности, вообразили, что он хочет переменить свой образ жизни.

К концу ужина, когда тосты начали произноситься все чаще, принцесса вышла и увела с собой герцога Энгиенского: она хотела предоставить гостям своим полную свободу сидеть за столом, сколько им заблагорассудится.

В конце концов все устроилось согласно ее желаниям. Она оставила обстоятельный рассказ о сцене в гостиной и о пиршестве в галерее, опустив одну-единственную подробность — слова Ленэ, сказанные ей на ухо, когда она вставала из-за стола:

— Не забудьте, ваше высочество, что мы едем в десять часов.

Было уже почти девять. Принцесса принялась за сборы в дорогу.

Между тем Ленэ и Ковиньяк взглянули друг на друга. Ленэ встал; Ковиньяк тоже. Ленэ вышел в маленькую дверь, находившуюся в углу галереи. Ковиньяк понял, в чем дело, и пошел за ним.

Советник провел Ковиньяка в свой кабинет. Авантюрист шел сзади, стараясь казаться беспечным и спокойным. Но между тем рука его небрежно играла рукояткой кинжала, а быстрые проницательные глаза заглядывали во все двери и за все занавески.

Не то чтобы он боялся попасть в западню, но держался правила быть всегда осторожным и наготове.

Когда они вошли в кабинет, полуосвещенный лишь одной лампой, Ковиньяк тотчас осмотрелся и уверился, что они одни. Ленэ указал ему на стул.

Ковиньяк сел у той стороны стола, на которой горела лампа.

Ленэ сел против него.

— Сударь, — сказал Ленэ, стараясь сразу же завоевать доверие дворянина, — позвольте прежде всего отдать вам ваш бланк. Он ведь принадлежит вам, не правда ли?

— Он принадлежит тому, у кого он будет в руках, — отвечал Ковиньяк, — на нем, как вы можете видеть, нет никакого имени, кроме имени герцога д’Эпернона.