– Когда и где я могу забрать тело мужа, чтобы по-христиански похоронить?
А он мне:
– Мы сами не знаем, когда прибудет «груз-200». Заходите, мол.
Это что же за паскудство такое? Я медик. Мне ли не знать, сколько времени труп может быть вне холодильника. Чего я буду в землю опускать?
Одно скажу. Хоронили Петра в закрытом гробу. Стыд и позор. Никого от его службы. От военкомата пришел тот майор. И зачем? Затем, чтобы предупредить меня, чтобы я или кто другой слова о его командировке не сказали. Вот ведь как. Для меня Петр муж, убитый. А для них это «груз-200».
1 сентября я вышла на работу. Дети, в школу собирайтесь! А я – на работу, как на каникулы. Там меня ждут. Там я нужна не как дойная корова, а как специалист. Там, наконец, меня ждет, я в этом уверена, Анатолий Иванович.
Что это было? Мое замужество. Роды. Смерть мужа. Что это? Хотя я и говорю, что есть у меня привычка думать, но тут мои мозги закипают.
Как сказать Анатолию Ивановичу, что дочь-то его. Мне ли не знать? Тогда Петр круглосуточно дежурил по Управлению и учился на своих курсах. Не было у него сил исполнять свои супружеские обязанности. Петя был хоть и крепким мужичком, но все же…
Машеньку определила в ясли. Ну и название. Телят тоже в яслях держат. Теперь в шесть утра я уже на ногах. Кормление дочери. Себе стакан чаю и бутерброд. Морду поставить надо? Надо. На это минут десять уходит. Бегом, бегом. Закинула Машку в ясли и опять бегом на трамвай.
– Спешишь все? – кричит мне вслед тетка, занявшее место Нади. – Ноги не обломай!
Я успеваю ответить:
– Мети лучше, сучка драная!
Листья уже вовсю летят с деревьев. Мне они нравятся. Красиво и приятно шуршат под ногами. Но сейчас мне не до них. Не могу я опаздывать. Все-таки я начальник. Старшая медсестра на отделении. У меня в подчинении пять сестер и три санитарки.
– Товарищи, – Анатолий Иванович, как всегда, чисто выбрит, свеж лицом, на нем накрахмаленный халат и оригинального фасона шапочка. – Тамара Вениаминовна приступает к своим обязанностям после большого перерыва. Прошу помочь ей войти в рабочий ритм.
Лучше бы он этого не говорил. Знаю, как они будут помогать. Наоборот, палки в колеса будут вставлять.
Через час на отделение по скорой помощи поступил мужчина сорока лет с открытой черепно-мозговой травмой. Пять часов наш нейрохирург с бригадой в семь человек «колдовали» над ним. Они сумели его вывести из шока, восстановили сердечную деятельность, близкую к норме, стабилизировали АД и пульс. Со стола сняли, в общем-то, живого человека. Но был ли Олег, так звали пострадавшего, в полном смысле человеком, я не решусь утверждать. Кома – koma.
– Тамара, – Анатолий Иванович сам зашел ко мне, – вот план лечения больного на два дня. Готовьте все необходимое.
У меня на языке так и вертится – зачем все это? Ясно же, не человек он. И вряд ли им когда-нибудь будет.
Молчу. Он давал клятву Гиппократа. Ему виднее. Через час у меня все было готово. Подошел и мой час. Мне за Машенькой надо в ясли.
– Тамара, – мы с Анатолием Ивановичем курили на лестничной площадке, – я все понимаю. Но и вы поймите меня. Мне нужен работник, а не человек, отбывающий часы на службе. Вы не можете как-нибудь так устроить, чтобы не срываться и бежать за дочерью.
Я его понимаю. Наша работа такая. Что же, буду переводить Машу на круглосуточные ясли. Мне, как ни крути, работать надо. Никто теперь не поможет. А жить надо. Дочь растить, да и своя жизнь не кончилась. Разве не так? Скажите.
– Я вас поняла. Сегодня же переведу дочь на круглосуточные ясли.
– А муж не может хотя бы забирать девочку?
– Моего мужа убили.
Анатолий Иванович покраснел.
– Ради Бога, простите! Я с этой работой совсем сухарем стал. Примите соболезнования. Я понимаю. В милиции служба опасная.
– В Афганистане его убили.
– Да, да. Тяжелое бремя легло на страну. Но это жизнь. Крепитесь!
Так и хотелось сказать ему:
– Уж лучше бы понос.
Да не поймет этот интеллигент моего юмора.
– Так я побежала?
– А можно я к вам после дежурства зайду? – прорвало беднягу. Я же вижу, он слюной исходит, глядя на меня. Помнит ту ночь.
– Не надо, – вижу он готов расплакаться, – пока. Еще сорок дней после похорон не прошло. Потом. Потом все будет.
Понял, милый доктор. Даже вздрогнул от радости.
А того доходягу мы «вытащили». Жена плакала от радости, когда он узнал ее и сказал несколько понятных слов.
Мои девочки смирились с тем, что я их начальница, и стали работать слаженно и прилежно. Нас даже отметил на общеклинической конференции Главный врач. А Анатолий Иванович сдал автореферат докторской диссертации в типографию. Впереди защита.
Машенька росла. Лишь один раз приболела, но не сильно. Наверное, пошла в папашу моего. Он был здоровяк. Не разбейся на стройке, жил бы, как все его пращуры, лет до девяноста. А может быть, и не в него. Мои сны провидческие. Помню того, что стоял надо мной голенькой. А мне стыдно не было.
Чувствую, вам не терпится узнать, приходил ли ко мне Анатолий Иванович. Чего рассусоливать. Приходил. И не раз.
Скажу вам другое. Надька вернулась. Вот это штука! Дали ей пять лет, а прошло всего около двух.