Женские истории пером павлина (сборник)

Я столкнулась с ней во дворе. Прошла мимо и не обратила внимания.

– Что, не узнаешь? – окликнула она.

А как узнать? Была тощей. Стала полненькой. И это в колонии! Волосы стрижены так коротко, что, ее, глядя на попу, можно принять за мужика сзади.

– Сбежала? – что же еще подумать. За убийство же посадили.

– Так бы я тут расхаживала. Дело пересмотрели. Кто-то постарался. Переквалифицировали и вот отпустили по УДО.

– Это что за чудо такое?

– Условно-досрочное освобождение. Вот чего. Иду комнату смотреть.

– И это уду тебе, и комнату тебе. Другие на очереди всю жизнь стоят, а тебе – тут же.

– Закон такой. Я же жила тут.

Смотрю на Надю и не узнаю ее. Как колония могла изменить эту женщину. Пополнела и похорошела. А то, что волосы обрезала, так это к лучшему. Еще я обратила внимание, что стала бывший дворник как бы чище, что ли.

– Пойдем вместе, – пока я размышляла, Надя не стояла на месте, – посмотрим, что за хаверу мне предложили.

Маша в яслях. Дома шаром покати. Все едино, хотела в наш магазинчик заскочить. Может быть, у Васи мясцом отовариться.

– Сначала в магазин зайдем, потом уж пойдем смотреть твои апартаменты.

Зарядил дождь. А желтый фонарь все так же светит мрачно. Добежали до магазина. Быстро так. В магазине пусто. Кто же в такое время по магазинам ходит? В отделе «Вино-водка» стоит новая барышня. Крашеная блондинка с бюстом размером шесть. На полках одно «Полюстрово». Это надо же!

В мясном наш Василий прохлаждается. Трезвый и от того злой. Увидал Надьку и как заорет:

– Смотрите, кто к нам пришел! Наша Софья Перовская, – хохочет стервец. – Местного разлива.

– Заткнись! И тебя порешу.

– Ой, испугались! Иди, Надюша, мясца отрублю на закусь.

– Мне отруби, клоун Юрий Никулин местного разлива.

– Так за ради Бога, Томочка, – угомонился и пошел в подсобку.

Через минуту оттуда уже слышалось – тук-тук. Рубит. А на прилавке пусто.

Одним словом, мы с Надей вышли из магазина и с мясом, и с водкой. Василий навязался ко мне в гости. Знала я, что его семейная жизнь не удалась. А как же иначе? Попался он, как карась, на крючок. Знаю я эти приемчики – мне можно, можно. А сама как раз в том моменте, когда подзалететь можно, стоя с подветренной стороны мужского туалета. Какая же тут счастливая семейная жизнь?

Посмотрели комнату. Ничего комнатка. Бывшая колясочная. С туалетом в нише. Выпили по сто.

У меня не разгуляешься. Мне в шесть вставать. Так что разошлись рано. В десять вечера.

Уж через неделю я узнала, что Вася в ту ночь ночевал у Надьки. Да так там и остался жить. Вот крику-то было! Женушка его, нет чтобы дома с ним разобраться, вытащила дитя на улицу и ну орать на весь наш большой двор:

– Вчерась из тюряги вернулась, а уже чужих мужей от жен законных уводить. Сука драная!..

И так далее.

Даже наш новый участковый оторвал зад от стула и приперся. Стоит. Молчит. Ухмыляется.

Поорала женушка да ушла к себе.

– Расходитесь, граждане. Спектакль окончен, – скомандовал участковый и двинул к обиженной неверным мужем жене. Протокол составлять. Не иначе как. Только рассказывают, через час Верка, жена обиженная, побежала в магазин.

А Вася так и остался жить в комнате, где уборная в нише.

Со мной так бывает. Начну рассказывать что-то, а вспомню другое. Вот и заболталась.

– Тамара, – говорил Анатолий Иванович уже сидя у окна на кухне у меня дома, – не будем лукавить.

– Я не лукавлю. Мне какой смысл?

– Я не о том. Мне тридцать пять. Я обременен семьей, – он такой, наш заведующий. Слова в простоте не скажет. – Загружен работой. Это смысл моей жизни. Я постоянно в поиске, – слушаю, не перебиваю. Чего еще скажет. – Вокруг меня постоянно люди. Я знаю, я нужен им. Но я так одинок, Тамара.

Тут я не выдержала:

– Бросьте вы! Чего нюни распустили? Одинок он. А вы пригласите кого-нибудь вместе выпить, закусить. Это жизнь. Вы же не монах. Ко мне вот ходите. Что и я вам уже надоела?

– Как вы правы!

– Значит, надоела?

– Не о том. Не о том. Я как раз и хотел сказать, что с вами я обретаю душевный покой. Мне с вами просто хорошо.

– Так чего расплакался, дурачок ученый?

– Я не могу, не имею права бросить семью. Моему сыну Мишке семь. Он у меня поздний.

– Кто же просит тебя бросать семью? Из партии погонят. С работы уволят. Нельзя разводиться.

– Как же жить?

– Так и живи. Я, что, чего-то требую от тебя? – У меня уже скулы сводит от этого разговора. Недаром кто-то сказал – гнилая интеллигенция.

Поговорили. Он ушел, а я принялась за уборку. Это у меня такая привычка. Расстроюсь и начинаю уборку. Отвлекает. Через час потная, но довольная я свалилась на тахту. Передохну, приму ванну и пойду гулять. На работу завтра не надо. За меня Валентина Ивановна осталась. Ей доверять можно.

Чистая и благоухающая я вышла из ванной. Чаю выпила. Посидела. Куда я пойду? Дома лучше. На дворе уже темно. Начало октября. То дождь, то солнце. Ветер. Холодно.

Глава третья

Что за притча! Как встану с постели, так начинает подташнивать. Машеньку в школу спроважу – и хоть опять в койку ложись.