Отметим также, что никаких упоминаний о заключённой Андреевой-Горбуновой и задаче немецких диверсантов по её освобождению из сельхозлагеря «Кедровый Шор» в книге В.С. Пашининой не приводится. А вот А.А. Петрушин пишет, что Бессонов в числе первоочередных задач указал командиру группы Л.В. Николаеву на необходимость освобождения бывшего майора госбезопасности Андреевой. Знала ли об этом Александра Азарьевна? Судя по всему, она была не в курсе происходивших вокруг неё событий и не рассчитывала обрести свободу с помощью вражеских диверсантов. Однако позже на её долю выпало участие в составлении акта о смерти главного диверсанта и своего потенциального «освободителя» Николаева. В акте указано: «…труп Николаева – мужчина среднего роста, волосы русые, глаза закрыты, одет в нательное белье, имеет несколько пулевых ранений в области груди и головы…» Акт подписали начальник Кожвинского РО НКВД старший лейтенант госбезопасности Калинин и фельдшеры из сельхозлагеря НКВД «Кедровый Шор» Магина и… Андреева[260]
.Относительно пропажи карты Николаева-Смирнова существует несколько версий, включая и ту, что эта карта вместе с другими документами и имуществом десантной группы была доставлена в кабинет начальника сельхозлагеря НКВД «Кедровый Шор». Никто тогда не обратил на неё внимания – все делили свалившиеся с неба трофеи. Поэтому участники в пьяном угаре не заметили, как эту карту поднял с пола своего кабинета трезвый хозяин – капитан госбезопасности Валк. Тот самый Карл Гансович Валк, которого Андреева-Горбунова успела до своего ареста перевести в распоряжение Управления Ухто-Печорскими лагерями и назначить начальником сельхозлагеря «Кедровый Шор».
Однако воспользоваться случайно доставшейся начальнику сельхозлагеря чекисту К.Г. Валку картой Николаева в поиске обозначенной на ней места хранения кладов он не успел. Весной 1945 года его по службе перевели в Эстонию, где по линии НКВД он занимался восстановлением разрушенных портовых сооружений в Таллине. Как предполагает историк А.А. Петрушин, карту опытный оперативник Валк оставил в каком-то своём тайнике, поскольку опасался, что у него её могут обнаружить[261]
.После отъезда к новому месту службы её покровителя К.Г. Валка в лагерной жизни заключённой Андреевой-Горбуновой возникли сложности в отношениях с новым руководством сельхозлагеря. Результатом неурядиц стал её перевод, несмотря на установленную инвалидность, на общие физические работы. При этом, согласно документам НКВД СССР, её как актированного инвалида с полной непригодностью к физическому труду полагалось досрочно освободить из заключения. Об этом она писала в ноябре 1943 года в своём обращении к наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии. Просила его указаний о своём освобождении и об отправке для проживания совместно с семьёй дочери в Москве или с мужем, эвакуированным из столицы в 1941 году в село Новая Тышма Свердловской области. Сведений о муже – Горбунове Льве Алексеевиче сохранилось мало. Известно, что после ухода из военной разведки он работал в Наркомате просвещения РСФСР. На начало 1940‐х годов он проживал в Москве, но не вместе с женой, а по другому адресу: Измайловско-Первомайская улица, д. 33, кв. 12[262]
. И в далёкую свердловскую деревню он, по нашему предположению, был не эвакуирован из столицы в 1941 году, как писала Андреева-Горбунова из лагеря, а выслан как член семьи осужденного «врага народа». Формальные свидетельства брачных отношений четы Горбуновых, вполне возможно, юридически продолжали сохраняться, но на деле они, скорее всего, вели раздельный образ жизни. Тогда как-то объясняется и упоминание Андреевой в качестве гражданской жены Т.П. Самсонова и её отношения с Г.А. Молчановым.Но в лагере она продолжала надеяться на пересмотр своего дела и освобождение по инвалидности. Не получив ответа, она в конце августа 1944 года вновь обратилась к руководству НКВД СССР с просьбой об освобождении, упомянув о том, что в момент ареста она уже была инвалидом 2‐й группы, а в лагере медкомиссией НКВД была актирована в июле 1943 года в категорию полного физического инвалида[263]
.