– Ну спасибо, – произнесла она, смутившись, хотя ей было приятно. А потом: – Ну а вы? Какова ваша история?
– А. Моя история. Сейчас изложу, – сказал Эммет. – Я смирился со своей работой в «Набиско», она вполне ничего. Но в ней почти не бывает неожиданностей, и это плохо, потому что я люблю неожиданности. Вот вы – неожиданность, – добавил он.
И тут он взял ее за руку – одновременно и ошарашив, и нет: она этого ждала, и это произошло. Он погладил ее ладонь большим пальцем раз, другой. В принципе, это был деловой ужин, но не только. Она ожидала такого развития событий и не ошиблась, однако прежняя готовность ему отказать куда-то улетучилась. Сексуальное возбуждение не ослабило ее, не заставило думать телом вместо головы. Не ослабило, но вот ход мыслей изменило. Она почувствовала, как по телу прокатилось ощущение странности, оно будто наполнилось желанием. Чувство это всегда поначалу было слегка муторным, пока не привыкнешь.
– Ложись со мной в постель, – предложил он. – Мне этого хочется больше всего на свете.
– Даже больше, чем купить у нас рекламное место.
– Да. – Он продолжал поглаживать ее ладонь, она не отстранялась. – Можем поехать к тебе, – сказал он. – Я знаю, что ты живешь неподалеку. В телефонном справочнике посмотрел.
Она опустила глаза к свету свечи, лицо ее потеплело, тоже став свечой.
– Вот так, значит, ты раздаешь команды, – сказала она. – Я что, должна встать по стойке «смирно»?
– Фейт, я тобой не командую. Хочу, чтобы и ты этого хотела.
Они отправились к ней на квартиру – в крошечную студию на Западной Тринадцатой улице, где после отъезда Энни Сильвестри на Средний Запад Фейт обитала одна. Пока Эммет складывал свою одежду на стуле, Фейт подумала, что он – первый бизнесмен, с которым ей случится переспать.
У Эммета были прекрасные кожаные ботинки в дырочку, она следила, как он развязывает шнурки, ставит их у стены рядом с ее розовыми замшевыми сапожками.
– Похожи на крекер от «Набиско», – заметила она.
– Что?
– Твои ботинки. Из-за этих дырочек.
Он поднял глаза.
– Ты права. – Потом он улыбнулся. – Крекер «Завтрак с друзьями». Одно из наших классических изделий. Кстати, мне очень нравятся твои сапожки.
Он аккуратно поставил обе пары обуви рядом: его блестящие темные ботинки и ее мягкие неброские сапожки составляли такой яркий контраст, что это само по себе возбуждало. Она отметила, что нижнее белье у него безупречно-чистое, точно парус. Тело у него оказалось изумительное, почти как у рептилии, но не совсем. Выглядел он не совсем теплокровным, но ее это в данный момент не смущало. Ей он казался до абсурда привлекательным: эти длинные темные волосы, едкий запах, благодаря которому он представлялся ей мужественнее всех, кого она знала, кроме разве что ее отца. Разумеется, в нем не было ничего общего с ее отцом.
Оказавшись в постели, Эммет томно улыбнулся, раскрыл объятия, заключил ее в них.
– Иди сюда, – сказал он, как будто она еще не находилась там. Однако он хотел еще большей близости, хотел сразу же проникнуть в нее – и она в тот момент отчасти поняла, почему: потому что и она не только хотела, чтобы он проник в нее, но и сама стремилась так или иначе в него проникнуть. Или даже стать им. Ей хотелось перенять его уверенность, стиль, то, как он идет по жизни – совсем не так, как она.
Сделай это, сделай то, просили они друг друга в повелительном ключе, в котором люди разговаривают в постели, отставив хорошие манеры. Он усадил ее сверху и смотрел на нее взглядом, затуманенным возбуждением, но граничащим с преклонением.
– Господи боже, – произнес он, удерживая ее над собой, точно парящего ангела. Фейт поняла, что не против, пусть и воспринимает ее так: как видение. Они оба замерли, он закатил глаза, но потом вновь взял себя в руки, будто бы вспомнив, что происходит, и внедрился в нее так глубоко, что она испугалась, как бы он ее не располовинил. Впрочем, ничего он в ней не повредил.
Он кончил с мелодраматическим стоном, а потом произнес: «Ах, Фейт» – и вся его резкость ушла, отчетливые контуры расплылись. После этого он затих, вновь собрался с силами и теперь уже занимался только ею. Ее оргазмы – целых три подряд, будто пулеметная очередь – восхитили обоих, и он тихонечко произнес:
– Эту часть процесса я люблю сильнее всего.
Они лежали рядом, оправляясь от потрясения. И вот наконец он потянулся к тумбочке, взял с нее часы, щелкнул серебряной пряжкой на узком запястье.
– Ну, мне пора, – сказал он.
– Куда? Уже третий час ночи. – Фейт нашарила глазами персиковый светящийся циферблат настенных часов.
– Домой.
Последовало долгое мучительное молчание, а потом она произнесла:
– Ты женат.
Еще одно молчание, столь же мучительное, Фейт подготавливала сердитые слова. Хотя на самом деле она совсем не сердилась, скорее испытывала глубокую печаль, потому что сообразила: несмотря на отсутствие обручального кольца, она чутьем угадала, что он женат, и нарочно не стала задавать этот вопрос до того, как лечь с ним в постель. Знай она ответ наверняка, она бы не решилась.