Женские убеждения

Впоследствии оказалось, что он был прав – у него действительно цепкая память и он запоминал каждый миг во всех подробностях. Проблема заключалась в том, что запоминал лишь в том случае, если не отвлекался, а это случалось часто.

– Можем мы подробнее поговорить об этой рекламе? – спросил он. – Я не до конца уверен, что ваши слова убедили моих коллег. А если честно – почти уверен, что не убедили.

– Вы только со мной хотите поговорить? Или с нами со всеми?

– Только с вами. Один на один будет продуктивнее.

Разумеется, она чувствовала в этом сильный оттенок флирта, как оно было и тогда, в казино: оттенок, который он не таил, а выставлял напоказ, как и свой едкий запах, однако этот намек на флирт не отрицал смысла остальных его слов. До сих пор Фейт, Ширли и Эвелин не слишком преуспели в продаже рекламных мест: отсюда они собирались на разговор в «Клэрол», однако уже стало ясно: придуманная ими стратегия оказалась не слишком действенной.

– Думаю, разговор потребуется довольно длинный, – сказал он. – Поужинаете сегодня со мной? Пока еще история в головах свежа.

– История в головах свежа, – бездумно повторила она. Он хочет с ней переспать, нужно быть полной невеждой, чтобы не отдавать себе в этом отчет.

Она не собиралась спать с сотрудником «Набиско», впрочем, в лице его было что-то, что все-таки заставляло обдумать такую возможность, а еще она воображала себе очертания его тела под одеждой. И дело было даже не в том, что она была в состоянии его вообразить: как только она его вообразила, она поняла – главное именно в том, что она его воображает. И все же спать с ним она не будет. Пусть он думает, что такая вероятность есть. Речь идет о деловых отношениях. Она вгляделась ему в лицо и наконец произнесла:

– Конечно.

– Чего это он решил обсуждать это дальше именно с тобой? – ворчливо осведомилась Ширли, когда они стояли, повиснув на ремнях, в вагоне метро, направляясь обратно в центр.

– Я, Ширли, могу тебе диаграмму нарисовать, – пробормотала Эвелин.

– Да не собираюсь я с ним спать, – возмутилась Фейт. Она не стала им раскрывать, что они познакомились много лет назад и он неведомым образом вспомнил про это знакомство – и что она, почти столь же неведомым образом, вспомнила тоже. – А поужинать – поужинаю, чего в этом такого? Заставлю выслушать, в чем состоят задачи нашего журнала.

– А может, он тайный сторонник освобождения женщин, – предположила Ширли. – Хочет помочь нам с выработкой стратегии. Фейт заплетет ему глаза волшебной паутиной, заворожит, заставит на все подписаться – вот это дело.

– Да уж, такая я обворожительная, – пробормотала Фейт.

– На самом деле, да, – сказала Эвелин. – Ты из тех людей, с которыми другим приятно. А это талант.

Когда к семи вечера Фейт приехала в «Кукери» в Гринвич-Виллидж, он уже ждал за столиком в самом конце зала. В этом клубе вместо электрических ламп использовали свечи, и облик его показался мягче, чем в переговорной в «Набиско». Он переоделся в пиджак в индийском стиле, темные волосы выглядели шелковистыми.

– Рад, что вы пришли, – сказал он, предлагая ей красную «Сангрию», заказанную еще до ее появления. Она сочла, что в этом есть легкий налет мужского стремления доминировать, однако вряд ли он это сделал злонамеренно. Они чокнулись бокалами – в каждый был вставлен маленький бумажный зонтик. Она быстро осушила бокал, хотя после сладкого алкоголя мозг ее тупел и работал медленно. Впрочем, сегодня вино скорее помогло ей раскрепоститься.

Эммет Шрейдер вытащил зонтик из бокала, отряхнул и без слов засунул в карман пиджака.

Она хотела было спросить: «Вы что, собираете бумажные зонтики?», но не стала, потому что это могло показаться заигрыванием, а она хотела выдержать серьезный тон. Когда он попросил ее рассказать «всю историю», она рассказала – начав с Бруклина, избыточной родительской опеки, стремлении вырваться из дома – и он слушал так, как не слушал еще ни один мужчина в ее жизни.

– Продолжайте, – вставлял он время от времени. Сказал, что ему интересно, и она поверила ему на слово, и стала рассказывать о том, как заинтересовалась правами женщин. Она приготовилась к своего рода спаррингу, как оно часто бывало с мужчинами. Но Эммет произнес: – Мне кажется, вы и ваши соратницы делаете очень важное дело. – Эти слова удивили ее. – Но позвольте добавить, – продолжал он, – и пожалуйста, остановите меня, если вам мои заявления покажутся неуместными, – но вы недостаточно сильно на нас давите. Заставьте нас купить это рекламное место. Силой.

– Не получится, – качнула головой Фейт.

– Почему?

– Потому что когда мужчина начинает говорить языком принуждения, его начинают уважать за авторитет. А если начинает женщина, на нее обижаются, говорят – она прямо как мамочка. Или как настырная жена.

– А. Понимаю, о чем вы, – сказал он. – Ладно, но все равно нужно быть напористее. Я сам занимаюсь рекламой, так что немного разбираюсь в том, о чем говорю. А кроме того, можно я скажу еще одну вещь? Такие переговоры в основном должны вести вы, а не ваши коллеги. У вас особый дар.