Женские убеждения

Ночь превратилась в утро, окрашенное привкусом ментоловой сигареты, который так и оставался на языке, пока Кори шел через терминал, чтобы улететь домой. На сей раз места в бизнес-классе не оказалось, да фирма в любом случае вряд ли бы согласилась его оплатить. Не будет кровати, чтобы уместить туда длинное, внезапно сделавшееся очень хрупким тело. Кори сел на единственное место, которое удалось забронировать в последний момент: в ряду возле туалета, посередине, где его зажали своими телами крупный жирный дядька и крупная жирная тетка. Кори сидел, съежившись, плакал, смотрел филиппинский фильм без субтитров – чтобы заполнить голову словами, которых не понимаешь, а глаза – яркими движущимися картинками и проблесками плоти.

Дети в фильме не умирали, в нем была любовь, брак, неверность и секс – вечный секс, интересный всем, на всех континентах. Потом фильм закончился, Кори снова пришел в себя и обнаружил, что неуютно зажат между своими соседями. От кого-то из них – от кого, он не понял – шел запах пряностей, дрожжей и чего-то тревожного, не имеющего названия. Впрочем, он столько плакал, тело его выделяло такие токсичные и тревожные химические соединения, что этот запах мог издавать и он сам.

Когда он добрался до дому, Грир уже была в Макопи. Он долетел до Лос-Анджелеса, потом до Нью-Йорка, потом доехал автобусом до Спрингфилда и на такси до своего городка – там было снежно и холодно, и он вспомнил, что не взял пальто. Кори целые сутки не чистил зубы и не мылся: он представлял собой зловонное пропотевшее существо с грязным лицом и ртом. В самолете он иногда плакал, чувствовал недомогание и подозревал, что недомогание останется с ним навсегда, в острой или хронической форме, смотря какой день выдастся. Он все еще не мог осмыслить того, что никогда больше не увидит Альби, не будет у них привычных разговоров, разлетавшихся сразу во всех направлениях, будто шкодливый фейерверк.

Такси остановилось возле дома Пинто. Рядом, перегораживая подъездную дорожку, стояло несколько машин: он узнал зеленый «Понтиак» тети Марии и дяди Джо. Кори вошел в дом через незапертые двери, и его тут же обступили родственники, некоторые плакали; потом круг разомкнулся, и он увидел Грир – она стояла одна в стороне. Она вытерпела все семейные сцены даже в его отсутствие, не стала прятаться в родительском доме до его приезда. Родственники оставили их наедине в гостиной.

– Кори, Кори, – произнесла она, и эти слова оказались правильными. – Ну, Кори, иди сюда. Я люблю тебя. Солнышко, я так тебя люблю.

«Солнышком» она его называла редко, и он подумал: как странно. «Солнышко» – слово для экстремальных ситуаций. Она протянула руку за пределы их привычного словаря, позаимствовав это слово у предыдущих поколений, потому что привычные слова не подходили. «Солнышко» – странное слово, но оно стало мостиком над страшным провалом, отделявшим то, что было раньше, от того, что есть теперь. Солнечный мостик, который, как сможет, поведет их вперед. Они сидели рядом, собственный запах был противен даже ему самому, а Грир была такая славная и перепуганная, и глаза у нее мучительно покраснели.

Кори был подростком, когда брат его появился на свет – и тогда это было черт знает что: младенец в доме, который ревет, когда ты пытаешься заснуть, или делаешь уроки, или думаешь про секс. Кори долго игнорировал этого докучного, вечно пукающего младенца, но потом младенец начал ползать, это оказалось интересно, а потом заговорил, и это оказалось даже еще интереснее. Чего он только не говорил! Каких только вопросов не задавал! В два года – Дуарте: «Расскажи про удобрение». В четыре – Бенедите, разглядывая спиральную макаронину на тарелке: «Она что ли баловалась? Вон как ее накрутили. Ты же говоришь, когда Кори балуется: „Ну я тебе хвост накручу!“»

– Я в это не верю, – сказал Кори Грир, уронив голову на руки. – Что мне делать? – спросил он, подняв глаза.

– В каком смысле?

– Чтобы вернуть все обратно.

– А, понятно. – Она серьезно кивнула. – Я тебе помогу.

– Каким образом?

Грир помолчала, обдумывая.

– Не знаю, – сказала она. – Но сделаю.

Они сидели рядом на скользком пластиковом диване, потом Кори положил голову Грир на колени, и они так долго молча плакали, что через некоторое время расслышали пощелкивание включаемой газовой горелки. Видимо, кто-то решил, что пришло время все-таки поужинать.

– Ты с работы отпросилась? – не забыл поинтересоваться он.

– Ну, это не так важно. Не переживай.

– Погоди, – сказал он. Попытался сосредоточиться – непосильная задача, потом все-таки вспомнил. – Разве эта ваша штука не сейчас? У вас в «Локи»? Все эти выступления в конференц-холле? Или я даты перепутал?

Грир передернула плечами, тем самым выдав себя. Первая конференция, «Главенство женщин» (она как-то раз ему объяснила, что это значит, немного смущаясь, но при этом радуясь, как это звучит), над подготовкой которой она работала с первого дня, начиналась завтра утром, и она была там очень нужна. Вот только ее там не было и не будет.

– Ты уверена, что без тебя обойдутся? – не отставал Кори.