Женские убеждения

Один из следующих ее визитов в «Бен-Гер» закончился-таки первым любовным приключением – с женщиной, которой на краткий миг выпало стать главной. Да и это главенство стало лишь следствием того, что Фрэнни к ней потянуло. Алане было восемнадцать лет – неправильный прикус, волосы, слишком тщательно выглаженные утюжком. Выяснилось, что она работает продавщицей, и хотя была она невзрачна и говорила не слишком складно, но когда она отвела Фрэнни в квартирку-студию своей старшей сестры в доме прямо за углом от бара, уже одного того, что Алана была женщиной и хотела Фрэнни, оказалось достаточно, чтобы встреча их стала решающей. Квартирка без прихожей на шестом этаже была разукрашена всякими безделушками и обставлена бамбуковой мебелью. На полках – ни одной книги, только мягкие игрушки в футболках с разными надписями. У енота на футболке было написано «Я С ЭТОЙ ДУРОЙ», а у крошечной зебры рядом с ним – «ДУРА». Фрэнни, которая выросла в просторном, со вкусом обставленном доме, где было много произведений искусства и книг – да ее и саму назвали в честь героини книги – ощутила некоторое презрение.

Но когда Алана приказала: «Ложись» – причем голосом, в котором Фрэнни впоследствии научилась опознавать напор безудержного желания – она подчинилась. Стоя над ней, Алана перекрестила руки и сняла блузку – под ней обнаружились маленькие, несколько пессимистичные груди. Потом она сняла с Фрэнни рубашку и узкие джинсы и вполне беззлобно поинтересовалась:

– В первый раз, да?

– Ага, – ответила Фрэнни, стараясь, чтобы это прозвучало бодро и залихватски, однако вышло на удивление ребячливо.

– Ладно. Тогда объясняю. Идея в том, чтобы получить удовольствие, ясно? Иначе зачем вообще этим заниматься? Нет никакого смысла докапываться, что все это значит и сложатся ли у нас отношения, потому что я могу тебе сразу сказать: не сложатся.

– Ясно, – ответила Фрэнни, а потом и оглянуться не успела, как Алана придвинулась к ней и дотянулась губами ей между ног – оп-па, женские губы у нее между ног, и они облизывали ее, умело, терпеливо, настойчиво. Сильные ощущения пришли сразу же, будто к лицу прижали маску с анестетиком, только в данном случае действие было обратным анестезии, от чего чувства не притуплялись, а усиливались. Она поддалась им с легкостью.

Фрэнни никогда больше не видела Алану, а вот в «Бен-Гере» побывала еще трижды – после чего родители выяснили, чем именно она занимается во время поездок в город. Однажды вечером, в выпускном классе, она, как всегда, доехала до дома поездом из Манхэттена, вошла и обнаружила, что мама дожидается ее на кухне в халате персикового цвета, хотя с тем же успехом могла бы надеть свою черную судейскую мантию. Судья Венди Эйзенстат посмотрела на дочь уверенно и хладнокровно и объявила:

– Ты не ходила на бродвейские шоу. И лгала, когда говорила, что расплакалась в конце «Призрака оперы». Выкладывай начистоту. Я знаю, что ты посещала женский бар по чужому удостоверению личности, что, кстати, является нарушением закона.

– Как? – с подвыванием спросила Фрэнни.

– Линда Мариани крала у меня канцелярские товары. По мелочи, в принципе, в основном картриджи к принтеру, но набралось достаточно, пришлось ее уволить. Когда охрана провожала ее на выход, она повернулась ко мне на глазах у всех – заметь, на глазах у всех – и заявила: «Кстати, судья, ваша дочь – лесбиянка. Спросите, где она бывает, когда ездит в город».

Так вот все и открылось, после чего и Фрэнни, и судья дружно пустили слезу.

– Обидно узнавать такое от собственной секретарши, – сказала мама.

В итоге было решено, что Фрэнни нужно походить к психологу, чтобы «разобраться в себе». Когда разговор закончился, папа, который прятался в кладовке, тихонько подошел к дочери.

– Мама у тебя максималистка, – сказал он. – Если тебя это утешает, – добавил он, усмехнувшись, – она и на работе такая. А я хочу тебе сказать, что мы оба в тебя верим и очень тебя любим. Все будет хорошо.

И он крепко обнял дочку.

Через несколько дней Фрэнни дала согласие походить к доктору Марджори Альбрехт, которая принимала пациентов в подвале собственного дома, неподалеку, в Ларчмонте. Раньше доктор Альбрехт была танцовщицей в Труппе современного танца, а теперь стала психотерапевтом. Была она худосочной, иссушенной загаром, всегда ходила в трико и даже внимательно слушая пациентку время от времени растягивала бицепс, подняв руку над головой. Клиентками ее в основном были девочки-подростки – с пищевыми расстройствами, неуправляемой агрессией; девочки, которые резали себе руки, напоказ, но не всерьез – так, чтобы полегчало. Девочки, которые ненавидели отцов или матерей; девочки, которые скрывали лицо под завесой волос и ненависти к себе; девочки, связавшиеся с дурными мальчиками. Кроме того, у доктора Альбрехт было довольно много пациенток, не определившихся со своей сексуальностью.