Женский хор

– Не такое уж малое преимущество. Оно все меняет. У вас есть свободный доступ к медицинской информации, опубликованной на языке научного сообщества. Во Франции на протяжении очень долгих лет врачи презирали все, что написано не на французском языке, и даже сегодня многие французские врачи не читают по-английски. Это еще больше запирает их в рамках догм. Когда какая-нибудь шишка говорит, что спираль – это опасно, все его подпевалы принимают это за евангельскую истину. Никому и в голову не приходит с этим поспорить. Это касается не только гинекологии. Возьмите облегчение боли: несколько лет назад на собрании по постоянному образованию кадров я подчеркнул, что морфин и другие болеутоляющие используются во Франции слишком редко. Один тип поднялся и возмущенно сказал, что я говорю глупость, что все врачи облегчают состояние своих пациентов. Другой воскликнул: «Это ты говоришь глупость! Они не облегчают состояние даже своих коллег!» – и объяснил, что недавно ему сделали операцию на колене, и он промучился всю ночь после операции, потому что анестезиолог не дал никаких распоряжений по этому поводу. Ему пришлось самому прописать себе обезболивающее и отправить в аптеку свою жену. Он добавил: «Но я заставлял своих пациентов страдать, так что я это заслужил». Я спросил у него, почему он так говорит. Он ответил (он гастроэнтеролог), что выполняет колоноскопию [35] уже двадцать лет и что первые десять лет он выполнял ее без обезболивания. Он вводил пациентам в прямую кишку фиброскоп и проталкивал его вверх без предварительной анестезии. «Страдали все, а я страдал оттого, что мучил их», – сказал он. И добавил: «Десять лет назад я спросил у анестезиологов, нельзя ли проводить эту процедуру под общим наркозом или хотя бы под нейролептаналгезией [36] , чтобы пациенты дремали и не мучались. Он ответил, что да, конечно, можно. С тех пор больше никто не мучается, а я провожу колоноскопию гораздо более тщательно. Прежде, понятное дело, я всегда торопился, старался закончить поскорее».

– Не понимаю… зачем он ждал десять лет, чтобы сменить метод?

Карма покачал головой:

– Я спросил. Он ответил: «Потому что меня учили делать так»…

Он отодвинул тарелку, встал и налил в чашку кофе.

– Он учился во Франции в конце семидесятых. В то время в ходу еще были такие ужасные фразы как: «Облегчение боли затрудняет постановку диагноза». Специалисты с пеной у рта доказывали, что у маленьких детей мозг недоразвит, следовательно, если они не плачут, когда им делают укол или подвергают другим болезненным процедурам, это значит, что им не больно. В 1976 году я поехал навестить друзей в США. Не в Нью-Йорк и не в Бостон, а в Миннеаполис, штат Миннесота. У одного из родственников был рак желудка, ему сделали операцию. В то время я только учился на врача. Я считал, что после операции на желудке человек должен быть прикован к постели, мучиться от боли, все его руки должны быть утыканы трубками, трубки должны выходить из всех его отверстий. Этого человека я немного знал и предложил его навестить, чтобы немного отвлечь от мучительных будней. Войдя в его комнату, я увидел мужчину в шелковом халате, который по-турецки сидел на кровати и играл в шахматы со старшим сыном. Я подумал: «Ему еще не сделали операцию, поэтому он так и выглядит». Я задал ему вопрос, и он ответил: «Меня прооперировали три дня назад, а из больницы я вышел позавчера». Он распахнул халат, чтобы показать мне свой шрам. Я спросил: «Вам совсем не больно?», и он, широко улыбаясь, ответил: «Совсем. Несколько часов после операции мне давали морфий». В то время во Франции мои учителя утверждали – и кем я был, чтобы в этом усомниться? – что давать морфий больным раком опасно, поскольку это может превратить их в токсикоманов, и несли всякую подобную чушь. Можете себе представить, что во Францию я вернулся жутко разгневанным. Десять лет спустя мы с моим товарищем Бруно Саксом опубликовали одну из самых первых статей об облегчении боли больных раком с помощью морфия. К тому времени англичане, американцы и канадцы уже давным-давно обучали этому своих студентов.

Задумавшись, я встала, чтобы налить себе кофе, но, прежде чем обжечь язык во второй раз за день, спросила:

– Почему мы так сильно отстаем во всем… или почти во всем? Облегчение боли, профилактика рака, восстанавливающая хирургия половых органов…

Осознав, что я только что сказала, я поспешно взглянула на Карму и прочла на его лице недоумение. Но он ни о чем не спросил, нахмурился и вздохнул: