Женский клуб

Синагога была украшена в том же духе. На передних рядах, где обычно молились члены правления, кто-то рассадил мягкие игрушки в масках героев мультфильмов. От нер тамид разбегались бумажные гирлянды, а бима была покрыта красной скатертью в белый горошек. Даже раввин переоделся в гавайскую рубашку. Миссис Леви пришла в усыпанных стразами темных очках и подбила Хелен Шайовиц завязать волосы желтой лентой. Ципора Ньюбергер принесла с собой широкополую шляпу всех цветов радуги, чтобы, если хватит духу, надеть ее потом поверх парика. Из всех взрослых одна лишь Бат-Шева пришла в настоящем карнавальном костюме, и это неудивительно. Она оделась царицей Эстер, героиней пуримской истории. Волосы под короной из золотой бумаги она затейливо уложила в косы, а сама облачилась в длинное пурпурное платье, расшитое бисером и пайетками. На шее была повязана сверкающая серебром ткань, эффектно развевавшаяся при ходьбе.

И все же мы старались не думать о Бат-Шеве, а слушать, как читают Свиток Эстер. Артаксеркс, царь Персии, устроил пир в столице Шушан и приказал своей жене Вашти выйти к ним. Она отказалась, и захмелевший царь велел казнить ее. На следующий день он проснулся, преисполнясь сожалений о содеянном. Его визирь Аман посоветовал созвать девушек со всей страны и выбрать среди них новую царицу. И в конце концов Артаксеркс выбрал Эстер, не зная, что она еврейка. Когда позднее Мордехай, дядя Эстер, не склонился перед Аманом, тот в гневе решил истребить всех евреев Персии. Узнав об этом указе, Эстер явилась пред очи царя, открыла ему, что она еврейка, и просила за свой народ. Царь послушал ее, повесил Амана и назначил визирем Мордехая. Евреи Персии отомстили своим врагам, и все были веселы и счастливы.

Однако в этом году в Мемфисе мы увидели Шушан наших дней. Страшный указ был издан против нас, и только в нашей власти было его отменить. Как бы Бат-Шева ни воображала, что спасает наших дочерей, мы-то знали, что на самом деле мы и есть Эстер нашей истории, добродетельные и прекрасные, пытающиеся спасти общину, ради которой мы столько трудились. Всякий раз, как произносилось имя Амана, синагогу по традиции заполняли крики недовольства, шипение, шум трещоток, топот ног, даже звуки трубы. Так мы старались стереть память об Амане, показать, что можем одолеть любого врага, который задумает погубить нас, и теперь к этому примешивалась надежда, что нам удастся справиться со всеми невзгодами, выпавшими на нашу долю.

На следующее утро миссис Леви занесла свою шалах манот Наоми Айзенберг и поинтересовалась, как Наоми относится к тому, что ее дочь вечером собирается на сеуду к Бат-Шеве.

– Целиком за, – ответила Наоми. Она спрашивала Бат-Шеву, понимает ли та, отчего люди очень недовольны, что их дочери идут к ней. Бат-Шева покачала головой: она ничего не может с этим поделать. Девочки уже месяц жаловались, что раввины приглашают мальчиков на сеуду в Пурим и разрешают им пить сколько влезет, а девочкам вечно некуда пойти. Бат-Шева пообещала позвать их к себе и не может нарушить слово. Она понимает, что кто-то этому не рад, но она должна делать то, что считает правильным. Когда все наконец увидят, как много она делает для девочек, то, может быть, изменят свое мнение.

Наоми пересказала все это миссис Леви, и миссис Леви нисколько не удивилась. Она давно заметила, что Бат-Шева пытается вести себя как ни в чем не бывало, как будто можно продолжать в том же духе, не обращая внимания на общее недовольство. Но долго это не продлится, порешила миссис Леви. Рано или поздно мы положим конец ее штучкам. Миссис Леви всучила Наоми гостинцы и стремительно двинулась вниз по улице.

Арлина Зальцман пристроила свои шалах манот на заднем сиденье машины, и желтые пакеты съезжали на пол всякий раз, как она притормаживала. Сын Дэвид оставлял их у дверей, но она взяла машину, потому что пакетов было много и в руках всё не дотащить. Бекки Фельдман разносила свои подарки сама – Шира лишь презрительно расхохоталась, когда Бекки позвала ее с собой, – и как раз поравнялась с машиной Арлины.

– Какие планы на сеуду? – крикнула Бекки в приоткрытое окошко.

– Идем к моим родителям, – ответила Арлина. – Но без детей. Дэвид будет у Фишманов, а Илана собирается к Бат-Шеве.

– Шира тоже, – сказала Бекки. – И я совсем не рада. Но она такая мрачная последнее время, я побоялась запрещать, а то она совсем взбеленится.

Покончив с доставкой и вернувшись по домам, мы обнаружили у себя на ступеньках маленькие пакетики с гостинцами, на которых значились имена наших дочерей, а не всех семей, как мы привыкли. Девочки открыли карточки, но там не было никаких пожеланий, никакого «Счастливого Пурима!». Просто маленькая буква Б внизу, выписанная на манер бабочки. От того, что нас вот так вынесли за скобки, мы только острее почувствовали, что праздник получился не такой, как обычно. Как будто это наши дочери были взрослыми, со своими собственными друзьями, а мы – малыми детьми, которых еще рано звать в компанию.