Женщина чувствует, что в этой новой ипостаси ей уже вряд ли понадобится учитель. Она ощущает себя тем источником, из которого творчество и вдохновение свободно изливаются в пространство. Она продолжает работу над собой, но уже сама чувствует и решает, в каком направлении и с какой скоростью и степенью погружения ей обучаться, меняться, взаимодействовать со Вселенной. На новой ступени развития, которая ощущается как «надличностный» уровень, женщина высвобождает свой первородный голос, пробуждает тонкие вибрационные внутренние потоки, становится проводником и передает знание и вдохновение другим. Она способна слушать и слышать, принимать в себя боль другой души без осуждения и необходимости раздавать советы. Слушать, как река, как лес, как пустыня. Исцелять безусловным принятием или ласковым одобряющим словом. Женщина заново открывает для себя творчество. Через изобразительное искусство, движение, поэзию, драму, музыку и рукоделие она достигает глубоких планов сознания, высвобождает спонтанность. Повысив свои вибрации и частоты в творческих практиках женского круга, играючи, шутя, через красоту и эстетику она сдается процессу внутреннего раскрытия и входит в измерение жрицы, которое заложено в каждой из нас, где жрица – это не титул и не знак превосходства, но состояние проживания жизни во внутренней сонастроенности с высшей правдой и своим предназначением. Душа женщины на этом уровне больше не принадлежит никому, она независима от мужчин и мнения общества о том, что ей надлежит делать. Она обретает собственный голос.
Мой путь в работе над раскрытием голоса был долгим и тернистым. Сложно поверить, но в юности я была настолько тихой и застенчивой, что людям приходилось по несколько раз переспрашивать, что я сказала, чтобы разобрать мои слова. Мне было крайне сложно проявляться, чего совершенно не скажешь обо мне сейчас. Когда я только знакомилась с духовными практиками, моя наставница настоятельно порекомендовала мне заняться голосом, как минимум начать с того, чтобы громкого кричать в безлюдном месте, например в лесу, или визжать в закрытой наглухо машине. Помню, как я долго ехала за город, вышла в чисто поле, где на несколько километров вокруг не было ни души, подняла голову к небу, готовая крикнуть что есть силы и… не смогла. Ничего не получилось! Мое горло разрывалось от боли, и вырвался лишь сдавленный, надрывный и хриплый стон, словно внутри застрял комок чего-то. Почему я не смогла просто взять и крикнуть? Ведь никого не было рядом! «Значит, – подумала я, – дело не в застенчивости, где-то и когда-то я заблокировала свое проявление». Это осознание настолько меня поразило, что я решила провести исторические раскопки своей души и вспомнить, когда перестала звучать.
Медленно и осторожно я начала разматывать этот клубок. Тогда я глубже изучила историю своей семьи и узнала, что мой прадед работал в КГБ при том политическом режиме, когда лишнее слово, сказанное невпопад, могло стоить человеку жизни и свободы. Мои бабушка и дедушка неосознанно переняли программу «Тише живешь – будешь целее», передали ее маме, и когда я росла в годы, когда свобода слова уже была чем-то само собой разумеющимся, родители по инерции точно так же внушали мне, что нужно вести себя тихо и нельзя, чтобы обо мне плохо подумали. Кто подумал? Кто эти «они»? Какие-то абстрактные соседи, тети, дяди, воспитатели или доктор в районной поликлинике. Не знаю, насколько реальны и важны были все эти люди, но когда маленькая девочка Таня искренне хотела петь, громко смеяться, кричать от радости, ей все время затыкали рот.
Когда я лучше узнала историю своей семьи, то поняла, почему взрослые постоянно призывали к тишине – это угрожало безопасности семьи, и они, пусть и неосознанно, хотели оградить меня от бед, не позволяя мне раскрыться. Но это еще не все. Я продолжала блуждать по лабиринтам памяти, вспоминая разные ситуации из детства, связанные с голосом и проявлением. Другим ярким событием были небрежно брошенные слова подруги в мой адрес. Когда мы были маленькими, то решили записать песню на аудиопроигрыватель, и с первого раза получилось, конечно, неважно, и подруга брякнула, что с моим голосом ни в коем случае нельзя петь, ведь такое невозможно слушать: «Ты хрипишь, как старый алкоголик!» Тогда я приняла решение больше не петь. Никогда. Даже в одиночестве, на кухне или в ванной, я никогда этого не делала. Я действительно поставила блок на горловую чакру. Прорабатывая с психологом эту ситуацию много лет спустя, я нашла способ поговорить с той подругой. Я открыла ей чувства, и она была крайне тронута и при этом удивлена, она даже не помнила этого эпизода, сказав, что, вероятно, просто неосторожно пошутила, и добавила, что у меня прекрасный голос и мне не о чем переживать.