Женское нестроение

— Какъ Анна Сидоровна не уметъ жить, — слышишь часто, — хандритъ, скучаетъ, влюбляется безъ толку, травилась раза два… съ жиру бсится!.. a вдь не безъ способностей женщина: играетъ, поетъ, рисуетъ… пріятные таланты иметъ.

Почти вс женщины имютъ «пріятные таланты». Въ этомъ еще ихъ спасеніе. Талантъ, хотя бы и небольшой, только «пріятный», — очень большая сила, огромное житейское подспорье, могучій противовсъ именно той скук жизни, о которой шла рчь, потому что талантъ — самъ по себ уже дло, самъ по себ можетъ заполнить жизнь. Къ сожалнію, наша воспитательная система, и въ области пріятныхъ талантовъ, не согласна вести женщину дальше второго класса. Наши барышни не играютъ, a «бренчатъ», не рисуютъ, a «мазюкаютъ», не поютъ, a исполняютъ аріи изъ оперы «Завой-завой, собаченька завой, сренькій волчокъ». Умть все это надо, — требуютъ заимствованныя изъ Европы условія второго класса, — но умть не серьезно, a такъ себ — кое-какъ и между прочимъ. Захотла заняться искусствомъ по-настоящему, — ступай въ консерваторію, въ академію художествъ, въ спеціальное учрежденіе и длайся артисткою, художницей par excellence. Въ систем общеобразовательныхъ учебныхъ заведеній эстетическое воспитаніе совсмъ забито, преподаваніе искусствъ шаблонно, вяло, скучно и — безъ всякаго разбора слушательницъ, всмъ въ одной программ, всмъ по одному образцу. Была бы соблюдена форма, — и длу конецъ. «Молитва двы» да «Головка неаполитанской двочки», «pas de ch^ale», да La jeune captive, — и все обстоитъ благополучно: трафаретъ заполненъ, педагогическій подрядъ на двицу съ искусствами сданъ въ аккурат.

Развивайте съ ранняго возраста въ женщин какое-либо природное ея дарованіе наряду съ общепрограмнымъ знаніемъ, развивайте серьезно, чтобы она — если ужъ судьба ей покуда сидть врозь съ дущимъ въ позд жизни по первому классу супругомъ, — по крайней мр, не тосковала въ своемъ одиночеств, имла бы чмъ его заполнить. Пусть она будетъ имть дльное влеченіе, въ которомъ будетъ самостоятельною хозяйкою, сильною и знающею.

Жена, способная изучить концертъ Листа и фугу Баха, написать въ-серьезъ этюдъ съ натуры и т. д., не будетъ слоняться по дому, размышляя, что ей длать — повситься, отдаться сосду съ красивымя усами, или хать къ бракоразводныхъ длъ спеціалисту, чтобы онъ поскоре освободилъ ее отъ скучнаго мужа, который вчно занятъ, ничуть ея «не понимаетъ» и — на вс ея мечтанія — не знаетъ другого отвта,

— Блажишь!

Или:

— Это y тебя, голубушка, нервы. Прими калибромати, да ложись спать!

1897.

V О медичкахъ

Изъ чуть не тысячной массы кандидатокъ, стучавшихся въ двери женскаго медицинскаго института, строго взыскательныя двери эти пріотворились всего лишь для четвертой части желающихъ. Что разочарованій, сколько разбитыхъ надеждъ, слезъ явныхъ и тайныхъ! Всякій промахъ по чаемой цли досаденъ, но промахъ посл долгаго, тщательнаго прицла, на который положено много упорнаго, страстнаго, внимательнаго труда, можетъ свести человка съ ума, повергнуть его въ бшенство и отчаяніе. Прицлъ кандидатокъ на счастье попасть въ слушательницы медицинскаго института мучительно труденъ. Одна латынь — во что обошлась этимъ горемычнымъ неудачницамъ, оставшимся нын при отказ, «за неимніемъ мста». Сколько умственной и физической энергіи брошено въ печь, растрачено понапрасну? Сколько нравственныхъ искусовъ и испытаній претерпно въ пустую!

Къ среднему школьному образованію женщины русское общество уже привыкло, но на высшее все еще смотритъ съ недовріемъ, какъ на какую-то необычайную роскошь быта, — изрдка равнодушно, чаще даже враждебно. Вырваться на курсы высшаго учебнаго заведенія изъ семьи — для русской двушки, чающей свта, дло не легкое, особенно на курсы медицины, компрометтировать репутацію и обстановку которыхъ старались разные псевдоохранители цлыя сорокъ лтъ съ усердіемъ, достойнымъ лучшей участи. Конечно, въ Россіи уже не мало развитыхъ отцовъ и матерей, сознающихъ, что лучше дочери ихъ завоевать, вмст съ врачебнымъ дипломомъ, право и возможность самостоятельнаго существованія, чмъ повиснуть супружескою обузою, безъ любви, уваженія, счастья, на ше перваго встрчнаго. Но ихъ, сравнительно съ общею родительскою массою, все-таки, лишь капля въ мор. Я не ошибусь, если скажу, что изъ полутысячи двушекъ, такъ печально оставленныхъ нын за флагомъ, разв десятая доля разсталасъ съ роднымъ домомъ безъ драмы бурной или сентиментально-слезной. Въ жертву богу просвщенія, съ надломомъ сердечнымъ, приносились лучшія родственныя и дружескія отношенія, рвались иной разъ узы крови или свойства. Что охлажденій между «отцами» и «дтьми», что разстроившихся или надолго отсроченныхъ свадебъ! И вотъ, когда драмы завершены, a жертвы принесены, бднымъ двушкамъ съ насмшкою показываютъ изнанку просвщенія — «много-де званыхъ да мало избранныхъ», — точно говоря:

— A вдь просвщеніе-то, которое вы обожествляли, совсмъ не божество. Оно — злой духъ, грозный идолъ, Молохъ. Жертвы и слезы ваши оно приняло, a воздаянія себ за нихъ не ждите!