Женское время, или Война полов

И вдруг будто въявь, вживую прозвучал в ее мозгу голос Цоя: «Бабусска вам помоссет. Идите!» Зара даже оглянулась на этот голос, но никого, конечно, не было в комнате. Однако, повинуясь этому приказу, Зара достала из-под кровати свой чемодан, открыла, отыскала в кармашке кожаный мешочек-брелок с крымской землей и бабушкиной брошью, достала эту брошь и снова села перед свечой. Крепче, крепче, еще крепче сжать эту брошку в ладони! До боли в пальцах! Выжать из нее тепло, жар! Вот так! Вот он пошел, этот жар, – по пальцам, в запястье, по руке и к плечу! Собрать его в узкий луч и выстрелить им в фитиль свечи!

Она не сразу поняла, что случилось раньше: вспыхнула свеча или громкий вскрик долетел через окно со второго, мужского этажа?

Но Зара была слишком поглощена своим делом и не стала отвлекаться. Она вырвала из своей рабочей тетради лист бумаги, сделала, как католички в лагере, в центре этого листа небольшое отверстие, вставила в него свечу и, держа ее снизу, словно клинок за рукоять, пошла с ней по кругу, вспоминая и досочиняя слова молитвы:

– Аллах акбар! Защити, Великий, от врагов, от ненависти, от дьявольских вожделений! Пусть сгорят в этом огне…

Сильный стук в дверь прервал ее. Она знала, кто это стучит, и, подойдя со свечой к двери, открыла ее. Там стояли взбешенный Шикалин, полковник Свиридов, три охранника с автоматами и санитар со шприцем.

– Откуда у вас свеча?! Отдайте! – тут же закричал Шикалин, протянув руку за свечкой, и Зара изумленно уставилась на эту руку – она была перебинтована свежим бинтом.

Но Зара отвела в сторону шипящую и брызгающую искрами свечу:

– Спокойно! Я нашла ее под плинтусом в туалете. А в чем дело?

– Никто не имеет права разводить тут огонь! Немедленно погасите!

– Минуту! Послушайте. – Теперь Зара обращалась не столько к Шикалину, сколько к Свиридову. – Сюда, в наш Центр, каждую ночь проникают какие-то враждебные потоки энергии. Смотрите, как трещит свеча! Она их сжигает! Конечно, вы можете считать меня чокнутой, но я уверена, что это ЦРУ проводит сеансы телепортации. Они шпионят за на…

– Бред! – раздраженно перебил Шикалин, но тут, словно в ответ на его вспышку злости, новый треск свечи, брызнувшей во все стороны воском, как бенгальским огнем, заставил отшатнуться и Свиридова, и охранников. Только лист бумаги, прикрывавший руку Зары, уберег ее от ожога расплавленным воском.

– Видите? – сказала Зара Свиридову. – Конечно, я могу ошибаться. Но разве мы не учимся левитации, чтобы шпионить за ними? А они делают то же самое! Я думаю, никому не повредит, если я буду сжигать их огнем свечи. Или мне мебель жечь, когда они снова явятся? – И она с усмешкой глянула в глаза Шикалину.

Он понял ее куда лучше Свиридова и опустил глаза.

А Зара сказала Свиридову невинно:

– Вы мне выдадите свечи, правда? На всякий случай.

35

Это случилось почти через год, в мае 1985-го. Зара уже закончила, как тут шутили, «курс молодого бойца» и работала с группой армянских ученых по теме «дальновидение». Сначала они предложили ей повторить знаменитые опыты Кулешовой и Кулагиной с «кожным зрением» – читать вслепую, держа руки над газетным текстом, запечатанным в плотный черный конверт. Это было нетрудно, Зара освоила «кожное зрение» еще на подготовительной практике и без особого напряжения прочла несколько абзацев передовой «Правды» насчет горбачевских нововведений – перестройки и ускорения. Но после короткого перерыва-отдыха оказалось, что то была только разминка, а теперь армяне круто изменили стандартный ход экспериментов. Вместо обычных попыток усилить защиту текста, спрятав его в пакет из фольги, за деревянный или даже стальной экран, профессор Акопян, руководитель армянской группы, положил перед Зарой такой же черный бумажный конверт, но, поднеся к нему руки, Зара сразу увидела подвох. На чистом листе бумаге крупными печатными буквами было старательно написано всего лишь одно слово, но… Оно было написано не по-русски! И не по-английски – только теперь Зара догадалась, почему еще вчера Акопян спросил ее за ужином как бы между прочим: «Какой язык вы учили в школе?»

Зара напряглась и, взяв карандаш и свою рабочую тетрадь, перерисовала в нее странные, словно арабские, буквы.

– Вы знаете, что это значит? – спросил Акопян.

– Нет.

– Попробуйте узнать. Посмотрите еще раз. Только вдумчиво, пожалуйста.

Зара опять подняла руки над черным конвертом – она поняла профессора. Тот, кто писал это слово, вольно или невольно спроецировал на бумагу мысленный образ предмета или понятия, обозначаемого этими значками-буквами.

В комнате воцарилась тишина.

Зара, сняв с глаз темную повязку, держала руки над конвертом. На самом деле и конверт тут был ни к чему, дело было не в визуальной защите спрятанного в нем нерусского слова. Она почувствовала, как от напряжения у нее заломило пальцы и как от них протянулись к запечатанному конверту почти зримые лучи. Теперь она не только ясно видела каждый штрих в этих непонятных значках, но и каждую пору бумаги, на которой эти буквы были написаны, каждую нить бумажной ткани.