Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Женщину отличает повышенная стыдливость по сравнению с мужчиной еще, следовательно, и потому, что она осознает в себе и повышенную в сравнении с ним нравственную ответственность, проистекающую опять-таки из ее специально женской, материнской миссии. И так же, как она опекает зреющий в ней плод, она нравственно опекает и все человечество. Вот почему стыдливость так украшает женщину, и решительно ничто другое так ее не уродует, как холодное бесстыдство. Некрасивая внешне женщина может отличаться другими чертами женственности, столь, как мы видели, привлекательными, но бесстыдная женщина – урод, как бы внешне она ни выглядела. Впрочем, по моему глубокому убеждению, бесстыдных женщин не бывает, как не бывает и безнравственных женщин, о чем мы уже имели случай говорить. Женщина может проявить бесстыдство в том или ином случае жизни, но этот бесстыдный поступок так же не способен сделать женщину бесстыдной, как и безнравственный поступок – безнравственной. Даже и проявляя бесстыдство, женщина отдает себе отчет в том, что она поступает вопреки собственной природе – как женщины. Слишком глубоко сидит в ней это чувство стыдливости, заложенное в ней от природы, вскормленное с раннего детства и росшее в ней вместе с ее собственным физическим и духовным ростом. Отдает она себе, конечно, отчет и в том, что истинная красота женщины, в том числе и телесная, есть красота одухотворенная, стало быть, нравственная, и что она так же не вяжется с бесстыдством всякого рода, как, напротив, вполне согласуется с женственною стыдливостью. Иными словами, красота и бесстыдство, как и красота и безнравственность – «две вещи несовместные», как и «гений и злодейство», как о том писал Пушкин в «Моцарте и Сальери» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1950. Т. 5. С. 366).

Те, что говорят о «демонической красоте», отличающей человека, полного зла, в том числе и женщину, – не ведают, что говорят. Стремясь оторвать эстетику от этики с целью сделать первую независимой от второй, они утверждают, что эстетические категории имеют вполне самостоятельное значение и к ним этические определения и оценки не приложимы. Красота – это-де эстетическая категория, а не этическая (таковой некоторые эстетики признают добро, или, по их терминологии, благо). И в доказательство того, что красота – категория чисто эстетическая, «равнодушная» к добру и злу, они и ссылаются на существование некоей демонической красоты: хоть и зло, но красивое. Здесь не место распространяться о том, насколько ученые, о которых шла речь, далеки от истины, насколько ложны сами их исходные установки, скажем лишь, что на самом деле истина, правда и красота совпадают в своем высшем выражении в добре – верховном идеале человечества, этическом по существу, и потому не могут быть автономны по отношению к нравственному самосознанию человечества и тем более противоречить ему. Стало быть, если красота представляется противоречащей добру, она уже не красота, и демоническая красота – сама нелепость. Но встанем на минутку на их точку зрения и допустим, что такая демоническая красота и на самом деле существует. Но ведь признавая существование такой демонической красоты, они должны будут признать, что наряду с ней существует и «ангельская красота» человека, в том числе и женщины, исполненного добродетели. В самом деле, где есть основание признавать существование злой красоты и отрицать существование красоты доброй? Но если возможна и такая красота, то она неизбежно выше первой, стало быть идеальнее, истиннее как красота. Где же тогда основание именовать первую – «демоническую» – красотой? Ведь всё, как известно, познается в сравнении, и если добрая красота – истинная красота, то злая – ложная красота, а на самом деле – безобразие. Даже сам Демон, как свидетельствует об этом поэт, прекрасно разбиравшийся и в нравственности (достаточно сослаться на процитированные нами слова из «Моцарта и Сальери») и в красоте, даже Демон не смог устоять перед нравственной красотой духа, которую Пушкин же называет «нежной красотой». А ведь демоническую «красоту» нежной, а тем более стыдливой, никак не назовешь. Воспроизводим замечательное стихотворение Пушкина (1827 г.)

Ангел

В дверях эдема ангел нежный

Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.

Дух отрицанья, дух сомненья

На духа чистого взирал
И жар невольный умиленья
Впервые смутно познавал.

«Прости, он рек, тебя я видел,

И ты недаром мне сиял:
Не всё я в небе ненавидел,
Не всё я в мире презирал».

(Пушкин А. С.

Полн. собр. соч.:

В 10 т. М.; Л., 1950. Т. 3. С. 16.)