Чувство стыда дано человеку от природы – от его социальной природы, конечно. Даже в той его разновидности, разновидности низшей, которая неразрывна с чувством пола. О ней можно лишь сказать, что она своими корнями уходит в глубь органической природы, и только, именно естества, предопределившего половые признаки и половое деление людей. Но на этом роль природы и заканчивается, так как стыдливость и в половой сфере – явление не природного, но именно социального порядка. В половой жизни животного стыд отсутствует. Стало быть, и женская стыдливость, на которой явственно сказывается отпечаток пола и которая составляет необходимую сторону женственности, – тоже вполне общественное явление, и не только в ее высшем, чисто нравственном выражении, но и в ее низших истоках, непосредственно связанных с половою жизнью женщины.
Женская стыдливость, как уже отмечалось, развивалась и утончалась в процессе общественно-исторического развития. Чем ниже уровень общественного развития, тем ниже и уровень стыдливости. Но чувство стыда, столь свойственное женщине в цивилизованном обществе, развивается и наполняется соответствующим содержанием и на протяжении индивидуальной жизни женщины, – разнообразится, в частности, с возрастными ее особенностями.
Наивной застенчивостью характеризуется женская стыдливость главным образом у девочки, хотя она и окрашивает ее в любом возрасте женщины, сообщая женской стыдливости вообще ее поэтическое очарование. Особенность этого рода стыдливости – в ее вполне бессознательном характере. Она не осознается в качестве таковой и отличается полной непосредственностью. В ней еще нет и не может быть той лукавинки, того милого самого по себе оттенка кокетливости, который так пленяет нас в стыдливом жесте Афродиты Книдской, прикрывающей свою наготу. Стыдливость девочки, повторяем, непосредственна и ярче всего свидетельствует об исконности этого чувства в женском существе, пребывающем на определенной ступени общественно-исторического развития. Если и в мальчике мы встречаемся с подобного рода непосредственной стыдливостью, которую мы определили как застенчивость, то это лишь слабое подобие застенчивости девочки, и проходит она с возрастом, как правило, быстрее, чем у девочки: «краснеет, как девочка», – сделалось поговоркой. Стыд, охвативший девочку и заставивший ее покраснеть, продолжается дольше, чем у мальчика, и носит гораздо более невыносимый для нее, «жгучий» характер. Особый характер приобретает застенчивость у девочки-подростка, которая как бы стыдится еще и своей неизбежной в этом возрасте угловатости, – как чисто физической, так и связанной с ней угловатости манер. Такую стыдливость можно было бы назвать трогательной и она-то и сообщает красоте женщины в этот переходный для нее период от девочки к девушке ту особую и непередаваемую прелесть, о которой говорилось выше (в главе об изяществе). Здесь уже повторяем, к чисто детской застенчивости прибавляется и едва приметная доля стыда за уродующую чувство изящного, от природы заложенного в женщине, угловатость фигуры и манер девочки-подростка.
Нарастает это чувство стыда (стыдливость), обогащается в своем содержании и приобретает всё новые особенности и оттенки вместе с половым созреванием женщины, с постепенным превращением девочки- подростка в девушку. Этот знаменательный переход в жизни женщины сопровождается чувством острого стыда от сознания утраты безмятежного в половом отношении и целомудренного в своей сущности чувства девичества. Появление месячных является внешним выражением этого перехода и ближайшей причиной новой трансформации девичьей стыдливости, к которой примешивается обостренное чувство чисто полового любопытства. Как бы она ни была подготовлена матерью, девочка испытывает при этом понятный испуг, который тоже присоединяется к ее чувству стыда, придавая ему вместе с упоминавшимся уже любопытством совершенно особую и неповторимую в дальнейшем окраску. Такое же переживание, но, быть может, еще более жгучее, охватит девушку в тот решающий для ее жизни момент, когда она станет женщиной – смешанное чувство острого стыда и острого же сожаления, соединенное с гордым сознанием реализации на деле заложенного в ней женского начала, чувство утраты девственности. Но пока она еще не стала женщиной, мы наблюдаем у нее уже гармоническое слияние стыдливости в ее непосредственности, или застенчивости, со стыдливостью, связанной с исчерпывающим осознанием ею своих расцветших вполне чисто женских прелестей, слияние, тоже неповторимое в своей девственной целости, свежести и лиричности, в своей затаенной интимности, в своей юной романтичности и тончайшей поэтической ароматичности и которое с дальнейшим развитием (ростом) женщины уступает место уже другим, хотя и по-своему не менее прелестным выражениям женской стыдливости, когда фактор застенчивости хотя и остается, но превращается уже в оттенок и занимает определенно подчиненное положение в столь характерном для женщины чувстве стыдливости.