Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Не приходится, конечно, доказывать, что женская любовь – такая же характерная черта женственности, как и рассмотренные уже нами ее черты – изящество, нежность, стыдливость. Это очевидно само собой и не представляет особых трудностей для понимания. Зато настоящую трудность представляет выяснение особенностей женской любви, – в отличие от любви мужской. Еще в ранней моей юности, когда я был полон романтических мечтаний, моя старшая сестра, славившаяся своей необыкновенной красотой, сказала мне, не припомню, в какой связи, что женщина, в отличие от мужчины, отвечает на любовь. Я помню зато очень хорошо, что я был уязвлен этими словами в своей мужской гордости и с запальчивостью возразил, что в них сказывается чисто женское самомнение и что на самом деле никакой разницы между любовью женщины и любовью мужчины нет, если, дескать, это настоящая любовь. В ответ сестра только снисходительно улыбнулась: мол, станешь старше – поймешь. И действительно, ответный характер любви женщины, преимущественно ответный характер любви, понятно, – является, как я сейчас думаю, главной и основной особенностью любви женщины сравнительно с любовью мужчины, ибо этой особенностью объясняются решительно и все остальные особенности этой поистине легендарной любви. Ведь любовь женщины, как и любовь вообще, давно стала легендой, о ней сложены и слагаются прекрасные стихи, ей посвящена и посвящается проникновенная музыка, о ней создавали и создают блистательные шедевры литературы (художественной прозы) и искусства – графики (рисунка), живописи, ваяния, о ней писали и пишут целые философские трактаты (достаточно напомнить в этой связи знаменитый трактат Стендаля). Романы, в которых нет любви, вообще не читаются, никем не признаются, – даже если это исторические романы. Да и само слово «роман» сделалось на нашем языке синонимом любви. А сколько таких романов насчитывает всемирная литература? В общем, не счесть всего созданного о любви – с целью разобраться в ее природе.

Тем не менее остается вопросом: а поддается ли вообще сколько -нибудь удовлетворительному объяснению чувство, такое, по-видимому, капризное и так по-разному проявляющееся в каждом отдельном человеке, какова любовь вообще и любовь женщины в особенности, не ускользает ли оно от любых попыток такого анализа – совершенно? Ведь нельзя отрицать, что если чувства вообще индивидуально окрашены, то во сколько крат больше должно нести в себе печать индивидуальности чувство, кажущееся средоточием всей жизни человека, – по крайней мере в момент, когда оно им владеет. И, быть может, ни в чем другом общечеловеческое с такой силой не проявляется в индивидуальном воплощении, как именно в любви.

Но такая аргументация только кажется неоспоримой. На самом же деле остается фактом: как бы ни были многочисленны черты различия между людьми, общего между ними еще больше, и совершенно ясно, что не эти различия должны лечь в основу анализа сущности человека и его чувств, но как раз это общее, приобщающее каждого, невзирая на все его неизбежные индивидуальные особенности, к трудовому человечеству. Справедливо, что чувство любви является перед нами общечеловеческим чувством – при всей его индивидуальной окраске, и этот-то общечеловеческий характер и делает возможным его удовлетворительное объяснение. Иными словами, индивидуальные многочисленные особенности человеческой любви, как бы многочисленны они ни были, не в силах скрыть от нас те ее общие особенности, которые отличают ее как таковую и составляют существенное в ней – ее природу. Если бы дело обстояло таким образом, что особенное и единичное заслоняло для нашего разумения общее и существенное, то мы лишены были бы возможности вообще познавать – познать что бы то ни было в природе вещей. Единичное не только не может помешать познанию общего, но только общее делает возможным познание самого единичного.