Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Коль скоро мы сделали предметом этой главы столь обширную тему, как любовь, мы должны его ограничить со всех сторон, чтобы не было ни малейшей двусмысленности в том, о чем у нас пойдет речь, и для того, разумеется, чтобы нам легче было разобраться в самом предмете. Первое. Речь будет идти не о любви в широком смысле этого слова – не о любви к природе, животным или цветам, не о любви к произведениям искусства, не о любви даже к человеку вообще или же к детям в особенности, родным или неродным, но единственно о любви мужчины и женщины, или о половой любви. Второе. Речь идти будет не столько о супружеской любви, но о той именно любви мужчины и женщины, которая предшествует супружеской любви и которую, как это выяснится из дальнейшего, нельзя отождествить с последнею без того, чтобы сразу же выпустить из своих рук нить повествования. Коротко говоря, речь будет идти главным образом о любви, которую мы условно назовем поэтической, или романтической, любовью и чистым выражением (или, как принято говорить, чистым случаем) которой является любовь двух юных существ. Ибо хотя любовь пожилых мужчины и женщины, не завершившаяся еще совместным жительством, во многом и даже в существенном напоминает любовь двух юных существ, она, однако же, осложнена тем важным обстоятельством, что обременена опытом жизни, скрывающим от нас лежащую в ее основе, как и в основе поэтической (романтической) любви, о которой мы будем трактовать здесь, целомудренную, девственную чистоту. Третье. Речь будет у нас идти не столько о любви мужчины к женщине, сколько именно о любви женщины к мужчине, – ведь мы вообще трактуем о любви как неотъемлемой черте женственности, и только. Совершенно естественно вместе с тем, что в ходе изложения нам все же придется касаться и других форм женской любви и любви мужчины и женщины вообще, и не только такой любви, но и любви к детям и любви к человеку вообще, – с тем чтобы как можно яснее и четче очертить характер той любви, которая составляет главный предмет этой главы.

Юность, о которой у нас пойдет речь, нашла, как мне представляется, свое адекватное пластическое изображение в мраморной статуе девушки, установленной на одной из площадей Барселоны, работы Хосе Клары (1902 г.). Статуя так и называется «Юность» (илл. 44). Сколько мечтательной задумчивости в лице ушедшей в себя девушки и какой поэзией и чистотой веет от всего ее лучезарного облика. Стоя на людной площади, она, должно быть, многих и многих вдохновила на подвиги во имя добра, быть может, даже на прямые революционные выступления, вовсе, вероятно, и не подозревая о том, что на нее смотрят – так поглощена она своими девичьими думами, ибо кто в состоянии отрицать, что думает она сейчас именно о любви к ней отважного юноши. Достаточно всмотреться в ее лицо, чтобы убедиться в том, что отнюдь не тяжелые думы владеют ею, но думы, хотя и весьма важные и значительные, но отрадные. А что отраднее в ее возрасте и вместе важнее, чем думы о любви? Гордость, светящаяся в ее лице, весьма сдержанна, не переходит в мелкую и вульгарную горделивость. Эта гордость свидетельствует о том, что она любима и, конечно, беззаветно любима, до обожания, – как только можно любить вообще и как только можно любить в особенности в эти годы – трижды благословенные годы юности. Несомненно также, что и она любит, так как не встреть эта любовь к ней ответного чувства, она, эта неразделенная любовь, какой бы глубокой ни была, не смогла бы так поглотить все ее существо. Значит, и она любит, а коль любит, то тоже беззаветно, может быть, даже сильнее, чем любит ее юноша, если это только возможно. Не следует забывать, что любовь женщины, хотя и имеющая ответный характер, не знает пределов, как не знает пределов и ее самопожертвование в этой любви.

Было бы, понятно, ханжеством и лицемерием скрывать от самих себя тот неоспоримый факт, что в основе самой что ни на есть поэтической любви лежит самый что ни на есть банальный инстинкт – половой инстинкт. Даже самая возвышенная, повторяю, самая идеальная, пусть даже самая платоническая любовь была бы, как это самоочевидно, беспочвенна, если бы не противоположность полов и порожденный ею половой инстинкт, так или иначе сказывающийся в каждом живом человеке.

Но хотя это и так, и любовь и в самом деле невозможна без полового инстинкта, и не только в смысле происхождения ее из этого инстинкта, но и в смысле его постоянного соприсутствия, сопутствования ей в качестве подосновы, было бы глубоко ошибочно и ни с чем не сообразно сведение любви к этому инстинкту. Отождествление любви с половым инстинктом так же не состоятельно, как и совершенное игнорирование последнего в деле выяснения ее природы. Любовь теснейшим образом связана с общественной и трудовой, творчески-революционной, нравственной природой человеческого существа. И если физиологическую предпосылку и даже основу любви (точнее – подоснову) и в самом деле составляет половой инстинкт, то ее содержание коренится в общественной природе человека.