Жены и дочери

– Ступайте обратно и скажите, что я могу ждать столько, сколько понадобится. Это неправда, – добавил мистер Гибсон, обернувшись к Молли, как только Робинсон вышел из комнаты. – К двенадцати мне нужно быть уже совсем в другом месте, однако, если я не ошибаюсь, врожденные привычки джентльмена не позволят ему держать меня здесь в ожидании, – это лучший способ выманить его из комнаты, чем любые уговоры и увещевания.

Впрочем, мистер Гибсон почти потерял терпение, прежде чем они услышали на лестнице шаги сквайра; судя по всему, шел он медленно и через силу. Он вошел почти как слепец, ощупью, хватаясь за стулья и стол, но все же добрался до мистера Гибсона. Молча взял врача за руку и долго тряс ее слабым жестом приветствия, низко повесив голову:

– Я совершенно раздавлен, сэр. Полагаю, так было угодно Богу, но мне тяжело это снести. Мой первенец. – Казалось, он говорит с незнакомцем, сообщая тому доселе неизвестные факты.

– Молли здесь, – сказал мистер Гибсон тоже сдавленным голосом и подтолкнул ее вперед.

– Прошу прощения. Я тебя не заметил. Мысли заняты совсем другим. – Он тяжело опустился на стул и, похоже, забыл об их присутствии.

Молли гадала, что будет дальше. И тут вдруг отец ее заговорил:

– Где сейчас Роджер? Мне представляется, он должен скоро оказаться у мыса Доброй Надежды.

Мистер Гибсон встал и посмотрел на одно-два невскрытых письма – они пришли с утренней почтой; адрес на одном из них был написан почерком Синтии. И он, и Молли увидели это одновременно. Сколько времени прошло со вчерашнего дня! Впрочем, сквайр не заметил ни их взглядов, ни выражения их лиц.

– Полагаю, сэр, вам хотелось бы, чтобы Роджер как можно скорее вернулся домой. Вряд ли это случится раньше чем через несколько месяцев, но я убежден, что он вернется при первой же возможности.

Сквайр что-то произнес, совсем тихо. И отец, и дочь напрягли слух, чтобы расслышать. И обоим показалось, что слова были: «Роджер – не Осборн!» Об этом и заговорил мистер Гибсон. Причем говорил со смирением, какого Молли никогда еще в нем не видела.

– Нет! Это нам всем известно. Если бы Роджер мог сделать хоть что-то, или я мог сделать хоть что-то, или кто-то еще, дабы утешить вас, но человеческие утешения тут не помогут.

– Я все пытаюсь смириться с волей Божией, – отвечал сквайр, впервые подняв глаза на мистера Гибсона; голос его будто бы немного ожил. – Но это труднее, чем кажется людям счастливым. – Некоторое время они помолчали. На сей раз тишину нарушил сквайр: – Он был моим первенцем, сэр, и моим старшим сыном. В последние годы мы с ним не… – Голос его сорвался, однако он смог овладеть собой: – Мы не были столь близки, как хотелось бы; я даже не уверен… не уверен, что он знал, как сильно я его люблю.

После этих слов он разрыдался – неудержимо, душераздирающе.

– Так оно лучше! – шепнул мистер Гибсон Молли. – Когда он немного успокоится, не тушуйся. Расскажи ему все, что знаешь, по порядку.

Молли начала. Собственный голос казался ей визгливым и неестественным, будто при ней говорил кто-то другой, однако говорила она внятно. Сквайр даже и не пытался вслушиваться – по крайней мере, поначалу.

– Когда я гостила у вас во время последней болезни миссис Хэмли… – (при этих словах сквайр подавил прерывистый вздох), – в один из дней я была в библиотеке, и тут вошел Осборн. Он сказал, что просто пришел взять книгу, чтобы я не обращала на него внимания, поэтому я вернулась к чтению. А потом появился Роджер – он шел по садовой дорожке под окном (окно было открыто). Я сидела в углу, и он меня не заметил, и тогда он сказал Осборну: «Вот письмо от твоей жены!»

С этого момента сквайр весь обратился в слух; его опухшие от слез глаза впервые встретились с чужим взглядом, он пристально, взыскующе вглядывался в Молли, повторяя:

– Жена! Осборн был женат!

Молли продолжила:

– Осборн рассердился на Роджера за то, что тот заговорил об этом в моем присутствии, и они взяли с меня обещание больше никому об этом не рассказывать, да и при них больше не упоминать. Папе я об этом тоже не говорила до вчерашнего вечера.

– Продолжай, – сказал мистер Гибсон. – Расскажи сквайру про визит Осборна – то же, что рассказала мне!

Сквайр по-прежнему вслушивался в каждый звук, слетавший с ее губ, рот и глаза его были широко открыты.

– Несколько месяцев назад Осборн зашел к нам. Ему нездоровилось, он хотел видеть папу. Но папа был в отлучке, я была одна. Не помню, с чего именно это началось, однако он заговорил со мной о своей жене – в первый и последний раз после того случая в библиотеке.

Она взглянула на отца, словно спрашивая, следует ли излагать те немногие подробности, которые ей еще были известны. Губы сквайра пересохли и онемели, однако он попытался вымолвить:

– Расскажи мне все… до конца.

Молли уловила смысл этих невнятных слов:

– Он сказал, что жена его – прекрасная женщина и он любит ее всей душой; но она француженка, католичка и… – она вновь бросила взгляд на отца, – раньше была в услужении. Это все, вот разве что дома у меня есть ее адрес. Он сам его записал и отдал мне.