Жены и дочери

После возвращения Синтии и настроение, и состояние Молли начали стремительно улучшаться; притом что все лето она во многом оставалась на положении больной, она могла уже совершать прогулки в двуколке и наслаждаться дивной погодой, правда душа ее все еще была избыточно ранима и требовала врачевания. В Холлингфорде давно забыли о том, что когда-то она на время перестала быть всеобщей любимицей; каждый по-своему спешил продемонстрировать интерес к здоровью дочери милейшего доктора. Мисс Браунинг и мисс Фиби страшно гордились тем, что были допущены к ней на две или три недели раньше кого бы то ни было; миссис Гудинаф, нацепив очки, помешивала в серебряной кастрюльке вкуснейшие лакомства, дабы подкрепить Молли; из Тауэрс присылали книги, и тепличные фрукты, и свежие карикатуры, и битую экзотическую птицу с нежным мясом; более скромные пациенты «дохтура», как обычно называли мистера Гибсона, приносили молодую цветную капусту, только-только выросшую у них в огородах, «с почтением для мисс».

И уже после всех – хотя с самым сильным душевным рвением, с самыми отчаянными переживаниями – явился сквайр Хэмли. Когда Молли было совсем плохо, он заезжал каждый день и выслушивал все подробности до мельчайшей, мирился даже с обществом миссис Гибсон (которую терпеть не мог), если муж ее был в отлучке, – спрашивал и выслушивал, спрашивал и выслушивал, пока по щекам помимо его воли не начинали катиться слезы. Все закрома его сердца – и его дома, и его земель – были вскрыты и опустошены ради того, чтобы доставить больной хоть мимолетное удовольствие; и, что бы ни поступало от его имени, даже в самые тяжелые минуты вызывало бледную улыбку на ее лице.

Глава 55 Возвращение влюбленного

Стоял уже конец июня; вняв настойчивым увещеваниям Молли и ее отца, равно как и щедрым призывам мистера и миссис Киркпатрик, Синтия сдалась и отправилась продолжить свой прерванный визит в Лондон, но не ранее, чем разлетевшаяся молва о ее внезапном возвращении к одру болезни Молли сильно изменила в ее пользу переменчивое мнение маленького городка. Ее роман с мистером Престоном был задвинут в тень, теперь все только и говорили о ее добром сердце. В свете выздоровления Молли все вокруг словно окрасилось в розовые тона – да, собственно, настал срок, когда и на самом деле зацвели розы.

Однажды утром миссис Гибсон принесла Молли огромную корзину цветов, присланную из Холла. Молли все еще завтракала в постели, теперь же как раз спустилась вниз; она уже достаточно окрепла, чтобы украшать гостиную цветами; разбирая присланный подарок, она не удержалась от нескольких замечаний:

– Ах! Бело-розовые бутоны! Миссис Хэмли любила их больше всех других цветов и сама так была на них похожа! Дикая роза – каким ароматом она наполняет комнату! Я уколола палец, но это не важно. Ах, мама, посмотрите на эту розу! Я забыла ее название, но это очень редкий цветок, он растет только на затененном участке стены рядом с шелковицей. Роджер купил саженец этого дерева для своей матушки, на собственные деньги, когда был еще совсем юным; он показал мне его, и я запомнила.

– Я полагаю, Роджер эти цветы и прислал. Папа разве при тебе не говорил, что вчера встретил его?

– Нет! Роджер! Роджер вернулся! – вымолвила Молли, залившись краской, а потом стремительно побледнев.

– Да. А, я теперь вспомнила, ты ушла спать еще до того, как папа вернулся, а потом его рано утром вызвали к этой несносной миссис Билль. Да, позавчера, совершенно неожиданно, Роджер прибыл в Холл.

Молли обессиленно откинулась на спинку стула; некоторое время она была не в состоянии заниматься цветами. Новость своей неожиданностью поразила ее в самое сердце.

– Роджер вернулся!