Жены и дочери

Так случилось, что в тот день мистер Гибсон был занят больше обычного и домой приехал только ближе к вечеру. Молли все это время оставалась в гостиной – даже не поднялась наверх, чтобы прилечь днем, как это вошло у нее в последнее время в привычку, – ей не терпелось услышать подробности о возвращении Роджера, которое все еще представлялось ей почти невероятным. На деле же, в нем не было ничего неожиданного, просто долгая болезнь заставила ее потерять счет времени. Роджер уехал из Англии, намереваясь пройти вдоль восточного берега Африки до мыса Доброй Надежды и оттуда продолжить свое путешествие сообразно поставленным перед ним научным целям. В последнее время все письма ему адресовались в Кейптаун; именно там, двумя месяцами ранее, он узнал о смерти Осборна и получил отказ Синтии, изложенный в столь поспешно написанном письме. Он рассудил, что поступит правильно, если немедленно вернется в Англию и сообщит обо всех обстоятельствах пославшим его джентльменам, в том числе о тайном браке и внезапной смерти Осборна. Он предложил – и предложение было принято – вернуться в Африку при первой возможности, на любой срок, какой они сочтут справедливой заменой тех пяти месяцев, которые он еще должен был на них отработать. Все они, по большей части, и сами были землевладельцами и понимали, как важно доказать законность брака старшего сына в роду и установить наследственное право его отпрыска на фамильную собственность. Все эти сведения, хотя в куда более сжатой форме, мистер Гибсон сообщил Молли всего за несколько минут. Она сидела, выпрямившись, на софе и была совершенно очаровательна – щеки полыхали румянцем, глаза сияли.

– Вот как! – произнесла она, когда отец умолк.

– Вот так! И что? – спросил он игриво.

– Ну как же, столько новостей. Я весь день дожидалась, когда смогу тебя расспросить. А каков он с виду?

– Если можно вообразить, что молодой человек двадцати четырех лет может стать выше, тогда он стал выше. Впрочем, думаю, так просто кажется потому, что он стал крепче, мускулистее – словом, возмужал.

– А! Так он переменился? – спросила Молли, несколько обескураженная словами отца.

– Да нет, не переменился. Но и на прежнего себя не совсем похож. Во-первых, он загорел до черноты, просто настоящий негр, и отпустил бороду, густую и длинную, как хвост моей кобылы.

– Бороду! Ну, рассказывай же дальше, папа. А говорит он все по-прежнему? Я бы узнала его голос среди тысяч!

– Готтентотского кваканья я не уловил, если ты это имеешь в виду. И я не услышал от него «Цезарь с Помпеем друг друга похожий, особенно Помпей» – это единственный образец негритянского говора, который я в состоянии вспомнить навскидку.

– И в котором я никогда не усматривала ничего смешного, – вставила миссис Гибсон, вошедшая в комнату уже после начала разговора, поэтому она не поняла, к чему клонит ее муж.

Молли заерзала; ей хотелось продолжить расспросы, хотелось, чтобы отец и дальше отвечал точно и по сути, однако она знала, что, стоило его жене вступить в разговор, немедленно выясняется, что мистеру Гибсону необходимо срочно куда-то отлучиться по делу.

– Скажи мне, все ли гладко между ними? – В обычных обстоятельствах Молли не стала бы задавать такой вопрос в присутствии миссис Гибсон, ибо они с отцом давно пришли к тактичному обоюдному соглашению обходить молчанием то, что знали и чему были свидетелями, уважая чувства тех троих, из кого ныне складывалась семья в Холле.

– А! – сказал мистер Гибсон. – Похоже, Роджер во всем наводит порядок, спокойно и твердо, как всегда.

– «Наводит порядок»? А что там не так? – сразу же заинтересовалась миссис Гибсон. – Полагаю, сквайр и его невестка-француженка не больно-то ладят? Господи, как же я рада, что Синтия действовала столь молниеносно; в противном случае она оказалась бы втянута во все эти дрязги, а это так неловко. Бедный Роджер! Вернуться домой и выяснить, что на его пути к наследству стоит младенец!

– Дорогая, тебя просто не было в комнате, когда я объяснял Молли, в чем первостепенная причина возвращения Роджера: официально утвердить сына своего брата в его законных правах. Теперь работа эта почти завершена, и он, в соответствующей степени, испытывает радость и удовлетворение.

– Получается, он не сильно огорчен тем, что Синтия разорвала помолвку? – (Теперь миссис Гибсон могла с полной безнаказанностью называть это «помолвкой».) – Я всегда опасалась, что чувства его весьма поверхностны.

– Напротив, он глубоко уязвлен. У нас с ним вчера был долгий разговор на эту тему.

И Молли, и миссис Гибсон не отказались бы узнать подробности этого разговора, но мистер Гибсон предпочел обойти этот вопрос молчанием. Он сообщил только, что Роджер настаивает на своем праве лично переговорить с Синтией и, узнав, что в данный момент она гостит в Лондоне, он отказался от дальнейших разъяснений и не стал к ней писать, предпочтя дождаться ее возвращения.

Молли продолжила расспросы об иных предметах:

– А миссис Осборн Хэмли? Как ее самочувствие?