– Нет! Я ничего такого не слышала. Было бы куда лучше, если бы он удовлетворился моим письмом. Я старалась писать как можно определеннее. А если я откажусь от этой встречи, чья воля возобладает – его или моя?
– Его, – ответила Молли. – Притом ты должна с ним увидеться – это твой долг; без этого он не успокоится.
– А если он уговорит меня возобновить помолвку? Я ведь потом ее снова разорву.
– Ну, как же он сможет тебя «уговорить», если ты давно все решила? Или все-таки не решила, Синтия? – спросила Молли, и на лице ее мелькнуло робкое беспокойство.
– Я все решила. Я собираюсь обучать русских девочек. И никогда ни за кого не выйду замуж.
– Ты это говоришь не всерьез, Синтия. А ведь речь идет об очень серьезных вещах.
Но на Синтию, как это с ней бывало, нашел бесшабашный стих, и больше от нее не удалось добиться ничего разумного или рассудительного.
Глава 56
«Уходит любовь, и приходит любовь»
На следующее утро миссис Гибсон проснулась в гораздо более благожелательном расположении духа. Она написала и даже отправила задуманное накануне письмо, теперь оставалось держать Синтию, как она это называла, «в приличествующем настроении» – а именно лаской принудить ее к покорности. Однако она понапрасну тратила силы. Еще до того, как спуститься к завтраку, Синтия получила письмо от мистера Хендерсона – признание в любви и новое предложение руки и сердца, в совершенно недвусмысленных выражениях; за этим следовал намек на то, что, не в силах сносить медлительность почтовой службы, он намерен отправиться в Холлингфорд за нею следом и прибудет в тот же час, что и она, но сутками позже. Синтия никому не обмолвилась об этом письме. В столовую она спустилась поздно, мистер и миссис Гибсон уже закончили завтракать, впрочем ее непунктуальность вполне оправдывало то, что предыдущую ночь она провела в дороге. Молли еще недостаточно окрепла, чтобы вставать в столь ранний час. За столом Синтия почти не открывала рта, да и до еды не дотронулась. Потом мистер Гибсон, как обычно, уехал к больным, а Синтия с матерью остались наедине.
– Милочка моя, – сказала миссис Гибсон, – ты не притронулась к завтраку, а это нехорошо. Боюсь, снедь у нас совсем простая и незамысловатая, и после всех этих разносолов на Гайд-парк-стрит…
– Нет, – ответила Синтия. – Просто я не голодна.
– Будь мы богаты, как твой дядюшка, я сочла бы своим долгом держать элегантный стол: это отнюдь не противоречит моим желаниям, но, увы, ограниченные средства порой препятствуют их осуществлению. Боюсь, что, при всем своем усердии, вряд ли мистер Гибсон будет когда-либо зарабатывать больше, чем нынче, а вот в юриспруденции возможности заработка почти безграничны! Лорд-канцлер! И титул, и состояние!
Синтия слишком глубоко погрузилась в размышления и чуть было не оставила эту тираду без ответа, однако потом сказала:
– Безработных стряпчих тоже полно. Взгляни на дело с другой стороны, мама.
– Возможно; вот только я успела подметить, что у многих стряпчих есть состояния.
– Не исключено. Мама, вероятно, нынче утром к нам зайдет с визитом мистер Хендерсон.
– Боже, девочка моя дорогая! Но откуда ты это знаешь? Синтия, душенька, я могу тебя поздравить?
– Нет! Просто я решила, что должна тебе сказать. Сегодня утром я получила от него письмо, он собирается приехать на «Арбитре».
– Но он сделал предложение? Я уверена, что он, по крайней мере, собирается его сделать!
Синтия немного поиграла чайной ложкой, прежде чем ответить, а потом подняла глаза, будто пробуждаясь от дремы, и вроде как уловила эхо материнского вопроса.
– Предложение! Да, вроде как.
– И ты его приняла? Ответь «да», Синтия, осчастливь меня!
– Я не собираюсь отвечать ему «да» только ради того, чтобы кого-то осчастливить, кроме себя самой, а план поехать в Россию кажется мне очень привлекательным.
Это, надо признать, она сказала только ради того, чтобы уколоть миссис Гибсон и пригасить ее бурные изъявления восторга; сама она уже почти приняла решение. Впрочем, это никак не подействовало на миссис Гибсон, которой поездка в Россию представлялась даже менее вероятной, чем была на самом деле. Ибо мысль о том, чтобы поселиться в новой, незнакомой стране, среди новых, незнакомых людей, чем-то притягивала Синтию.
– Дорогая моя, ты всегда выглядишь восхитительно. Но тебе не кажется, что стоило бы надеть твое очаровательное шелковое сиреневое платье?
– Я не намерена менять ни нитки, ни булавки в том наряде, который сейчас на мне.
– Ах ты, душенька моя своевольная! Да ты же сама знаешь, что прекрасно выглядишь в чем угодно.
И, поцеловав дочь, миссис Гибсон вышла из комнаты, дабы заказать второй завтрак, который немедленно продемонстрировал бы мистеру Хендерсону, что его принимают в семействе с утонченными вкусами.