Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты

Парад смуглых красавиц принес большое разочарование, во всяком случае ему. На его вкус красавицы Нила оказались слишком тучными, но Жюно и некоторые другие штабные офицеры не проявили такой же разборчивости. Красавец адъютант выбрал себе абиссинскую рабыню по имени Кракарне, которую он прозвал Жанетт, а жена адъютанта впоследствии сообщала, что рабыня родила от него сына, получившего при крещении имя Отелло. Во время похода Жюно еще не был женат, появившаяся же у него впоследствии жена отзывалась о рабыне как о семейной шутке, как бы иллюстрируя широту взглядов и терпимость французских женщин того периода.

Однако Наполеон не замедлил найти замену утраченным прелестям своей жены, несмотря на тучность тамошних девушек.

Возвращаясь однажды с фестиваля в окрестностях Каира, свита главнокомандующего обогнала караван, везший в столицу партию европейских женщин.

Это были жены офицеров, которым тем или иным способом удалось приехать к мужьям, находившимся в действующей армии. Чуткое ухо Наполеона уловило звуки удивительно приятного смеха. Он навел справки, и ему сообщили, что серебристый голосок принадлежит мадам Фуре, жене малозаметного лейтенанта от инфантерии. Когда все собрались в следующий раз в садах Тиволи, где присутствовали все находившиеся в Каире европейцы, Наполеон тайком взглянул на миниатюрную белошвейку и сразу же решил завоевать ее.

В этих делах, как и во всех других отношениях, Наполеон поступал с такой же методичностью, с какой сражался на поле брани.

Своему заместителю, командовавшему каирским гарнизоном генералу, он поручил устроить небольшой торжественный обед и пригласить на него мадам Фуре. Командующий гарнизоном знал, что надо делать. Он пригласил Хохотушку, но как бы случайно забыл пригласить ее мужа, что вызвало у того немалое удивление.

Мадам Фуре была тоже не лыком шита и приняла приглашение. Никто не удивился, когда на этот торжественный обед заехал главнокомандующий и не торопясь, основательно стал разглядывать сдержанную гостью. Его изучающий взгляд был столь пристальным и долгим, что вызвал с ее стороны небывалую реакцию: она гневно покраснела.

Наполеон не торопился с осуществлением своего замысла — тогда никто в его окружении не торопился, поскольку адмирал Нельсон уничтожил французский флот, — и он ушел, не завязав разговора. Во время очередного обеда подключили на все согласного Жюно. Адъютант как бы случайно опрокинул чашку с кофе на платье мадам Фуре, а любезный главнокомандующий подбежал к ней, чтобы проводить ее в другую комнату, где можно было привести платье в порядок.

На приведение платья в порядок парочка потратила ровно два часа. Все это время участники обеда пытались вести непринужденную беседу. Казалось, никто не коснулся того факта, что меткий стрелок из пистолета Жюно стал утрачивать твердость руки, и остаток вечера не посвященные в секрет испытывали некоторую неловкость.

В остальном все напоминало обычный французский фарс. Через день или два после званого обеда лейтенант Фуре получил самое поразительное известие за свою недолгую военную карьеру. Его вызвали в ставку начальника штаба Бертье и сообщили, что его усердие привлекло благосклонное внимание, настолько благосклонное, что главнокомандующий решил наградить его поездкой в Париж для отправки туда важных донесений! Бедняга Фуре был ужасно польщен и попросил разрешения отлучиться, чтобы попрощаться с женой.

На лице Бертье появилось печальное выражение. Он отрицательно покачал головой. «Боюсь, что это невозможно из-за недостатка времени, — сказал он, но добавил: — Вам повезло больше, чем кому бы то ни было из нас. Вам надо выехать в течение часа. До свидания, мой дорогой приятель, мне бы хотелось оказаться на твоем месте!»

Бертье лицемерил лишь наполовину. В каком-то смысле он действительно хотел бы оказаться на месте Фуре, поскольку проклинал каждую минуту своей затянувшейся разлуки с мадам Висконти. Он свято хранил о ней память, соорудив в своей палатке нечто вроде алтаря. Секретарь Наполеона Бурьен удивился, застав его однажды вечером коленопреклоненным перед ее портретом и усердно возносящим молитвы любви. Он был настолько поглощен столь странным занятием, что даже не заметил прихода Бурьена и нисколько не смутился, когда тот покашлял, чтобы дать о себе знать…

Фуре отправился в путь в ликующем настроении. Бедняга был убежден, что теперь он вышел на широкую дорогу быстрого продвижения по службе. Но сумел продвинуться по этой дороге совсем недалеко. Через день после отплытия из Александрии (где другой старый друг Наполеона, генерал Мармон, ждал его, чтобы ускорить отъезд) английский крейсер «Лев» перехватил катер «Шассер», на котором находился Фуре. Всех, кто был на катере, подняли на борт крейсера и обыскали, раздев до нижнего белья.

Объемистые пакеты лейтенанта вскоре были обнаружены и изучены. Фуре пришел в отчаяние. Сутки назад перспективы казались ему такими многообещающими и вот — на тебе! — депеши, которые он вез, попали в руки врага, и сам он обречен провести остаток войны в плену.