Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты

Однако он вновь поторопился с выводами. Английский капитан оказался удивительно покладистым парнем. Он сообщил, что вскоре уходит в дальний рейс на Тихий океан, а на борту крейсера нет условий для содержания пленных. Посему готов высадить лейтенанта на берег, когда и где ему будет угодно, а если тот пожелает высадиться в каком-то конкретном пункте, то ему достаточно лишь назвать это место.

Фуре, наверное, от удивления вытаращил глаза. Разве он мог знать о том, что семь шпионов и кипы перехваченных блокадой бумаг позволяли англичанам в деталях узнавать обо всем, что происходит во французском лагере, или что этот разыгрывающий его приветливый морской офицер лучше осведомлен о причинах поездки Фуре, чем сам французский курьер?

В свете того, что случилось дальше, даже самому Фуре стало ясно, что англичанин не просто обманщик и отнюдь не такой покладистый человек, а умный и дальнозоркий моряк с чувством юмора, что не часто встречалось среди людей Нельсона. Его поступок представлял собой еще один выпад, направленный на внесение замешательства в стан противника. Причем такой выпад, который не подпадает под статьи конвенции о правилах ведения войны.

Поэтому Фуре вновь появился в Александрии почти сразу же после того, как покинул ее, и появление его повергло старого друга Наполеона Мармона чуть ли не в паническое состояние. Генерал тщетно пытался уговорить лейтенанта оставаться в порту. Все еще находившийся в приподнятом настроении лейтенант настаивал на возвращении в Каир, чтобы доложить о случившемся начальнику штаба, который вроде бы такого хорошего мнения о младшем офицере.

Мармон неохотно санкционировал его поездку. Он не мог приказать ему оставаться на месте, не вызвав массы неприятных расспросов, и вскоре убедил себя в том, что отнюдь не он должен давать объяснения Фуре.

Фуре помчался в Каир, а потом прямиком к месту своего проживания, чтобы обнять женушку с васильковыми глазами. К его удивлению и тревоге, дома ее не оказалось, а все расспросы о ней заканчивались уклончивыми ответами и лукавыми, жалостливыми ухмылками.

Наконец правда стала просачиваться сквозь толстый череп Фуре. И как только это случилось, он помчался в гостиницу, расположенную недалеко от дворца турецкого бея, в котором Наполеон оборудовал свою ставку.

Некоторые доброжелатели пытались отговорить его от задуманного шага, но Фуре пропустил мимо ушей намеки и сумел пробиться к своей жене. Гостиничный номер вскоре наполнился возмущенными криками мужа и визгливыми, без всякого раскаяния отповедями Маргерит Полин.

Результатом этой оживленной перебранки стал немедленный развод, санкционированный генеральным интендантом в качестве гражданского юриста. Кипевшего от возмущения, но отнюдь не потерявшего дара речи Фуре вновь наладили из Каира, а его жена стала признанной наложницей главнокомандующего.

Убрав с дороги муженька, она решила всласть насладиться своей удачей. Наполеон, которого мучили мысли о будущем армии, осаждали бесчисленные проблемы управления и жизнеобеспечения в условиях постоянной угрозы быть убитым мусульманскими фанатиками, находил утешение в ее забавном обществе, и она приобрела огромную популярность в войсках, состоявших из французов, которые воспринимали всю эту историю как исключительно веселую шутку.

Когда Наполеон был занят делами, она выезжала на прогулки в карете, запряженной парой лошадей, в сопровождении двух бравых адъютантов, гарцевавших на своих конях по бокам кареты. Куда бы она ни направлялась, солдаты выкрикивали: «Да здравствует Клеопатра! Да здравствует маленькая генеральша!» С ее шеи на длинной цепи свисал медальон с изображением Наполеона, а тот факт, что один из наездников, сопровождавших ее в поездке, был сын жены ее любовника — Эжен Богарне, абсолютно не смущал ее.

Совсем иначе чувствовал себя семнадцатилетний Эжен, который до тех пор наслаждался, находясь вблизи своего выдающегося отчима. Он мужественно целую неделю или около того выполнял свои обязанности по эскортированию, но в конце концов кто-то посоветовал Наполеону возложить эту миссию на другого наездника, с менее заметной фамилией.

Наполеон, несомненно, получал огромное удовольствие от общения с этой аппетитной вертихвосткой, миниатюрной обозной дамой. Он мог бы даже жениться на ней, если бы она сумела понести от него ребенка. Однако проходили недели, а Хохотушка не показывала никаких признаков этого, он начал даже несколько раздражаться по этому поводу и сказал кому-то: «Эта дурочка не знает, как надо завести ребенка!» Такое непристойное замечание тут же подхватили и донесли до нее сплетники лагеря, и она возмутилась в такой же степени, как и ее муж. «Конечно, в этом виновата не я!» — заявила она, поскольку изо всех сил старалась делать все как надо.