Жены Натана

Натан находит нужным ввести меня в другие дела. Говорит, что колеблется в вопросе, кого назначить директором фирмы. Шломо слишком эмоционален и потому не подходит: «У него чересчур много посторонних мыслей, как это было у его матери». Быть может, через несколько лет он назначит Шахара, который имеет более сильный характер и острый ум. Он продолжает мне рассказывать (и я удивляюсь тому, что он в деталях раскрывает мне дела его бизнеса) о финансовом положении фирмы. «Большинство коллекций мебели я продал. Использовал конъюнктуру рынков. Я также продал несколько расписанных художником зеркал, которые ты видел у меня в доме, и оставил самое дорогое зеркало. Я оставляю ограниченную сумму для продолжения политической авантюры Хаггая для того, чтобы он был чем-то занят и нам не мешал. Главное же я храню для британского проекта, о котором ты еще услышишь».

«Натан, любимый мой, – неожиданно говорит Дана, да так, что задевает и во мне чувствительные струны. – Ты достаточно сказал и даже нечто лишнее насчет Шломо и Рины. Теперь я сажусь тебе на колени, и буду следить за твоим ртом до того, как ты произнесешь слово. Если ты приблизишься к глупому слову, я успею развеять его по комнате до того, как ты его произнесешь. Натан недостаточно подчеркнул тот факт, что Рахель может находиться здесь с тобой. Натану важно, чтоб в этой квартире жила почтенная и нормальная семья без всяческих переворотов и революций». Натан просит меня приблизиться к ним, кладет руки мне на плечи и говорит: «Ты теперь действительно знаешь все и понимаешь, насколько ты важен Дане и мне». Я слушаю, удивляюсь про себя. Все это сбивает меня с толку.

«Ребята, пора что-то выпить», – Дана соскакивает с колен мужа, и что-то наливает в стаканы. Ночь уже на исходе. Я надеюсь, что утром явится Рахель и будет весьма довольна. Я буду лежать на этом диване, на котором сидим, и никто ни в чем не будет меня упрекать. Дана шепчет что-то Натану, он подходит ко мне и снимает у меня туфли. То ли заботится обо мне, то ли о диване. Я начинаю дремать, иногда поглядывая на Дану, иногда вспоминаю молодого и худого Натана, небольшое и бледное его тело, смутно мелькающее в заглазном пространстве, на грани бодрствования и сна. Тяжело мне по-настоящему уснуть в их присутствии, и очень хотелось бы, чтобы Ярон и Рахель уже пришли и высказали обо всем свое мнение.

– 54 —

Ярон приходит рано. Целует меня и обнимает. Так-то, я удостоился сына, который, никого не стесняясь, обнимает отца. Интересно, где же Рахель. Ярон хочет знать все до малейшей подробности: как я сюда попал и не похоже ли это на похищение. Вероятно, хочет меня рассмешить. Спрашивает, надо ли что-то купить мне, и, вообще, что означает эта новая квартира. Записана ли на нас, является ли временной. Мне же хочется посидеть с ним молча, а потом почитать новую книгу. Можно вместе, можно отдельно. Не интересуют меня юридические детали, касающиеся этой квартиры. Можно считать создавшееся положение странным, но можно отнестись ко мне, как человеку, который работал все годы на Натана и его жен, и теперь получил за это некое вознаграждение. Спрашиваю, где Рахель. Ярон говорит, что скоро она придет. «Хочет выглядеть красивой и принести тебе вещи, которые ты любишь».

Натан и Дана покинули квартиру несколько часов назад. Я понял, что сегодня или завтра они улетают на несколько месяцев. Ярон собирается узнать, что с Шломо и Шахаром. Кажется мне, что сейчас все будет намного проще. «Скованность в них начинает ослабевать», – говорит Ярон, и я искренне удивляюсь этой его формулировке. Тем временем женщина-посыльный приносит письмо, говорит, что срочное, просит меня завизировать получение. Ярон колеблется, но я подписываю. Перестал бояться каждой подписи. Ярон вскрывает его, и мы вместе читаем:

«Доброе утро, Меир.

Мы ушли тихо, чтоб тебе не мешать. Я хочу подчеркнуть и в письме, насколько ты важен для нас, и нет у тебя понятия, для чего еще ты мне понадобишься. Дана тоже не перестает удивляться тебе. Только не влюбляйся в нее опять. Представь себе, что я по-настоящему ее люблю. В эту ночь я поспал всего лишь один час, и даже в этот час успел увидеть ее во сне. Мы целовались, как юноша и девушка. Мог ли ты себе представить, Меир, что мне может сниться такой девственный сон? Я, который прикасался к телам стольких женщин, чуть не плачу во сне от одного поцелуя. Так вот я, жирный и богатый Натан, тоже стал чувствительным, и уверен, что тебе ни разу не удалось поцеловать Дану. И последнее: я передам тебе вскоре для изучения редкий исторический материал. Храни его. Прошу тебя основательно его проштудировать. Всех благ, Натан».