Жернова. 1918–1953. Большая чистка

— Я смотрю на наше нынешнее состояние, товарищи, как на пребывание в отпуске: спишь, ешь, таращишься в окно и ничого ни робишь, як размовляють у нас на Пилтавщине, — начал свою речь Левин, большой любитель порассуждать, доставая из-под стола литровую бутылку водки. — Следовательно, имеем право и на такое послабление, как алкоголь. Как ты, капитан, на это смотришь?

— Все хорошо в меру, — уклончиво ответил рослый русоволосый капитан Андреев.

— А не в меру и не получится: одна бутылка на четверых, — рассмеялся Левин. — Давайте ваши стаканы, друзья. Выпьем за то, чтобы все наши враги были мертвыми, а все друзья живыми.

Выпили. Дружно захрустели огурцами и редиской.

— А вот есть анекдот, — не унимался Левин. — Едут в одном купе гражданский, военный и две барышни. Подходит время спать. Барышни, естественно, внизу, мужчины наверху. Военный прыг — и на месте. Гражданский пых-пых-пых — влезть никак не может. Военный и говорит: «Вы б, милые барышни, уступили место мужчине в положении, а то ведь он свалится сверху и кого-нибудь из вас же и пришибет». Те: «Ах-ах-ах!» Гражданский поменялся с одной барышней местами. Проходит часа два, барышня спускается сверху и говорит подруге: «Теперь твоя очередь».

Здоровый жеребячий хохот покрыл рев паровоза. Продолжая смеяться, все уставились в окно на Ангару, кипящую водоворотами.

— Наверху, между прочим, душно, — высказал свое суждение Андреев, когда река вновь скрылась за горным хребтом.

Все посмотрели на него с удивлением, затем новый взрыв хохота заставил дребезжать в купе стекла и зеркала.

— Водица в этой Ангаре — слеза, — мечтательно произнес Дудник, когда окончательно отсмеялись.

— Доводилось пить? — спросил Левин.

— Доводилось.

— А я вот недавно прочитал «Илиаду» Гомера, — сообщил капитан Андреев, как всегда не к месту и по каким-то своим соображениям. — Это поразительно, в голове даже как-то не укладывается, что три с лишком тысячи лет назад люди сочиняли такие вещи! А какие тогда были войны! Представляете? — из-за женщины девять лет шла Троянская война. Непостижимо! Убийство считалось геройством, а убил кого, обязательно сними доспехи. Почетнейшая добыча, а по-нашему — узаконенное мародерство. И при этом все как бы в родстве между собой через богов-олимпийцев…

— Э-э, капитан, брось! — остановил Андреева Левин. — Я этого Гомера зубрил еще в гимназии: сплошная, скажу тебе, дикость и мракобесие. Не знаю, чем там можно восхищаться. А вот Марк Твен — это литература! Это — да-а! Не оторвешься!

— Я не спорю: Марк Твен — это да. Но и Гомер тоже, даже если ты, лейтенант, зубрил его в гимназии, — отрезал Андреев. — Не следует забывать указание товарища Сталина, что настоящее становится прошлым, на котором базируется будущее.

Против этого даже Левин не нашел что возразить.

Глава 26

В Белогорске, маленьком городишке, похожем на деревню, Дудник, Андреев и еще несколько человек гражданских сошли с поезда: именно здесь, в Амурской области, им предстояло работать и наводить порядок. Атлас ехал дальше, в Хабаровск, центр Дальне-Восточного края.

— Жаль, — говорил он, когда они, прощаясь, стояли на перроне вокзала, — что мы не вместе. Я привык к тебе, можно сказать, сроднился… Помнишь, как нас чуть не убили на хуторе Камышенском? Если бы не ты…

— Брось, чего вспоминать, — остановил Атласа Дудник. — Что было, то было и быльем поросло. Встретимся еще. Главное, чтобы нас дома помнили.

— Артемий, у тебя ведь и дома-то нету… А мои меня всегда помнить будут.

— Дом есть у каждого, — не согласился Артемий. — Только не каждого в нем ждут.

Пробил третий колокол. Дудник и Атлас обнялись, трижды расцеловались. Атлас вскочил на подножку уже на ходу и сразу же прошел в вагон: он не любил прощаний. Но сердце у него щемило: к Дуднику он привязался.

Артемий подхватил чемоданчик, забросил за плечо вещмешок, зашагал вслед за остальными. В его жизни столько было расставаний и прощаний, что пора бы уж и привыкнуть, но и он тоже испытывал сожаление и даже грусть.

— А я думал, что вы с Атласом лишь попутчики, — произнес Андреев, когда Артемий присоединился к группе. И добавил: — Мне сказали, что ты служил в этих местах…

Они шли, поотстав от группы, в сторону гостиницы, в которой Артемию уже доводилось жить.

— Эти места — на несколько тысяч километров, — усмехнулся Дудник той неопределенности, какая всегда звучала в словах приезжих. — Это в России кажется, что Дальний Восток — это что-то вроде Московской губернии. А тут всю жизнь прослужишь, и сотой части не узнаешь.

— А что, Дальний Восток разве не Россия?

— Как бы тебе сказать… Здесь спокон веку считается, что Россия — это центр, это там, в Европе, а здесь — ее владения. Поживешь здесь подольше, поймешь.

— Допустим. Давай сузим вопрос: в чем заключаются особенности местной службы на границе?