Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Мехлис по-своему даже любил Сталина и боготворил его за способности быть незаметным и незаметно оказывать влияние на окружающих его людей. Сам Мехлис, человек весьма прямолинейный, недалекий и негибкий, такими способностями не обладал. Зато всегда точно угадывал, за кем сила, и ни разу не ошибся.

— Дальневосточный край потому и дальне-восточный, что на востоке и далеко от Москвы, — втолковывал Сталин Мехлису так, как втолковывают человеку исполнительному, но не способному на инициативу, которому надо все разжевать и положить в рот. — Но именно поэтому мы должны быть уверены, что там работают преданные партии и советской власти люди. Твоя, Захарыч, задача — разобраться, кого Гамарник насадил там в политорганы. Есть все основания думать, что насадил он там исключительно троцкистов. Разберись тщательно. Постоянно телеграфируй мне обо всем, что там происходит. Повнимательнее присмотрись к Блюхеру. Он там, в отдалении, стал своевольничать. Поговаривают, что пьет, в гарнизонах тоже пьянки среди командного состава, разворовывание продовольственного довольствия и вещевого имущества. Нам в ближайшие годы придется воевать, армия же у нас ни к черту. Пора наводить порядок. Я на тебя надеюсь.

— Будет сделано, товарищ Сталин.

— Не сомневаюсь. И еще. Туда же для наведения порядка в кадрах направлен комиссар госбезопасности третьего ранга Люшков. Человек он исполнительный, преданный партии и советской власти, но звезд с неба не хватает — ни чета тебе, — польстил Сталин Мехлису, но тот не повел даже бровью. — Ты с ним сотрудничай: у него большой опыт, но и приглядывай: как бы он там не наломал дров.

— Будет исполнено, товарищ Сталин, — дернул головой Лев Захарович.

— Я в этом не сомневаюсь, — заключил Сталин свои наставления. Затем проводил Мехлиса до двери, крепко пожал руку, пристально глядя в провальные глаза своего бывшего секретаря, излучающие из глубины фанатический блеск, точно у Мехлиса постоянно держится высокая температура или он вот-вот заплачет.

Мехлис взгляд Сталина выдержал, не моргнув глазом.

Глава 25

Старший лейтенант Артемий Дудник стоял в тамбуре вагона, с волнением глядя на проплывающие мимо знакомые места: в пятый раз он ехал по Транссибу, и многие картины отпечатались в его памяти накрепко.

Вот сейчас за этими длинными строениями, — скорее всего, скотными дворами, — и небольшим сосновым бором за ними откроется широкая пойма с заливными лугами, а по ним там и сям стада коров и лошадей. Затем в распадке между сопками сквозь прибрежные деревья заблестит излучина Ангары, а если высунуть в окно голову, то можно увидеть вдали железнодорожный мост через реку Иркут, впадающую в Ангару, и трубы заводов Иркутска. Мост и трубы будут то пропадать, то возникать вновь, с каждым разом увеличиваясь в размерах, и Ангара слева тоже станет расти и шириться, пока не откроется широкий заречный простор, вздымающийся в небо, который не охватишь глазом, так что захватывает дух, а в голову лезут всякие мысли, не идущие к делу.

Каждый раз на этом месте Артемий испытывал с трудом одолеваемое желание сойти с поезда и остаться здесь навсегда: он бы вернулся к тем стадам, он бы… Нет, ничего бы он не сделал и никуда бы не вернулся. Но так сладко мечтать о покое, о туманных рассветах и закатах, о призывном мычании коров перед дойкой, щелканье пастушьего кнута, звучании рожка, о запахе парного молока и ржаного хлеба. А вместо этого…

Дверь в тамбур открылась, вышел Вениамин Атлас, с которым Артемий работал последние полгода на Дону. Их обоих включили в команду Люшкова, отправлявшуюся на Дальний Восток, в самую последнюю минуту. Более того, включили Атласа, а уж Атлас, когда у него спросили, как он относится к Дуднику, в таких ярких красках расписал своего начальника, что и Дудника включили тоже. Но не столько по протекции Атласа, сколько потому, что Дудник несколько лет прослужил на погранзаставах Дальнего Востока, знал тамошние условия и мог пригодиться именно как бывший пограничник: Люшков не терял надежды подкопаться под Фриновского, начальника погранвойск НКВД.

Ни Дудника, ни Атласа не наградили, ни тому, ни другому звания не повысили. Правда, сам Люшков вручил Артемию именной пистолет «вальтер» с благодарственной гравировкой на бронзовой пластине, а Вениамину Атласу именные часы. И то лишь после того, как их вновь включили в команду. Видать, в наградные списки, отправленные в Москву, не внесли потому, что не рассчитывали брать с собой. Теперь, после Москвы, почти все, кто работал под началом Кагана и Винницкого, щеголяли новенькими орденами, а у Атласа и Дудника как были на груди значки «Почетный чекист», так и остались. Да у Дудника старый еще орден Красного Знамени — за успешное выполнение спецзаданий по подавлению антоновщины.

Относиться люшковцы к Дуднику с Атласом стали лучше, но до признания своими дело так и не дошло. Дуднику это было как-то все равно, но Атлас такое отчуждение от остального коллектива переживал не на шутку и часто жаловался Артемию на эту вопиющую несправедливость: