Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Женщина шла под зонтом, выставив его чуть вперед, защищаясь от косого встречного дождя, смотрела себе под ноги. И это точно была Вика, хотя он и не видел ее лица: только так ходила она одна, только так держала откинутыми назад плечи, только у нее была такая тоненькая фигурка.

Василий встал у нее на пути, и Вика почти налетела на него, охнула, откинула зонт в сторону, попятилась.

— Вася, ты?

— Я, — севшим от напряжения голосом подтвердил Василий и облизал пересохшие губы.

— Вот не ожидала…

— Я тоже… Нет, это не так! — воскликнул он, боясь, что она вдруг уйдет, и он ничего не успеет ей сказать. — Это не так, — повторил он тише. — Я все время ожидал этой встречи. Не знаю, как ты, а мне почему-то хотелось тебя увидеть еще раз…

Она переступила с ноги на ногу. Ему показалось, что ей скучно слышать его неуклюжие признания, что она наверняка слыхивала и поинтересней, он смешался, кашлянул, почувствовал страшную усталость во всем теле, стал зачем-то оправдываться:

— Видишь ли, у меня есть твоя фотография. Я хотел отдать ее тебе сам…

— Да-да! — обрадованно воскликнула Вика. — Фотография! Коля передал мне… Спасибо тебе, Вася. Я очень благодарна.

— Да нет, я имею в виду совсем другую фотографию!

Ему было досадно: он так мечтал об этой встрече, такими красками рисовал ее в своем воображении, а вот встретились — и ничего похожего на его мечты: серость и равнодушие. Он попытался заинтересовать ее, не очень веря в успех:

— На этой фотографии только ты одна. И никого больше.

— Разве ты снимал меня одну? Что-то не помню… — В ее голосе ему почудилась насмешка.

— Не снимал, но так вышло.

Василий уже жалел, что завел разговор о фотографии: получалось, что сам по себе он ничего не значит.

— Она у тебя с собой?

— Н-нет. Она на заводе.

— А-а… — На этот раз она даже не попыталась скрыть своего разочарования. — Так ты передай ее Коле…

— Нет. Лучше как-нибудь при встрече… — Он все еще на что-то надеялся.

— Не знаю, — сказала Вика раздумчиво. — У меня все дни заняты… — Посмотрела куда-то мимо него, спросила зачем-то: — А ты всегда так поздно заканчиваешь?

— Нет, только в конце месяца. — И пояснил: — Аврал.

— Ты работаешь на Металлическом?

— Да. А ты?

— Я? Я в библиотеке, на Аптекарском.

— А-а… А живешь?

— Там же.

Помолчали. Говорить было не о чем. Он хотел спросить у нее, что за библиотека, какие там книги, но не спросил: вспомнилась Алка с Путиловского, которая отшила его после того, как он не был принят в комсомол. Таким, как Вика, рабочий парень вряд ли интересен.

— Ну ладно, пойду я, — сказала Вика и сделала шаг в сторону, точно была уверена, что Василий с дороги не сойдет.

И Василий не сходил: он был настолько удручен и опустошен этой холодной встречей, что уже ничего не соображал. Он знал одно: она сейчас уйдет, и снова потянутся дни без нее, дни пустых надежд и разочарований, пока возникшее в нем чувство не умрет само собой. Что ж, не повезло в очередной раз. Он придет завтра на работу, сорвет с двери своего платяного шкафа ее фотографию, изорвет на мелкие клочья и другую. Он выдумал себе эту женщину, а она совсем не такая, но главное — он ей не нужен, у нее к нему никаких чувств. Ну, был один вечер, было увлечение или еще что-то, мало ли чего не бывает: нашло на девку, вот и… Да и на него тоже.

Вика остановилась рядом, спросила:

— А завтра… Завтра ты заканчиваешь в это же время?

— Завтра? Не знаю. Раз на раз не приходится. Но точно — прихватить придется.

— Прихватить — это что?

— Ну-у, сверхурочно, — пояснил Василий и повторил еще раз: — В конце месяца всегда так.

— А-а, вот оно что, — задумчиво кивнула головой Вика, переступила с ноги на ногу, спросила: — Я пойду? Ладно?

В голосе ее Василий уловил неуверенность и что-то, похожее на мольбу. Надо бы как-то ответить на эту мольбу, но он уже обрубил в себе всякие надежды, замкнулся в своей раковине, только сердце ныло да на душе было тоскливо и темно.

— Да, конечно, — произнес вполне равнодушно, глядя в сторону.

— Пока.

— Пока.

Вика вскинула зонтик и пошла. А он стоял и смотрел ей вслед и все чего-то ждал. Вот она дошла до Светлановского проспекта, и фонарь на углу ярко осветил ее тонкую фигуру. Вот она повернула налево, к остановке, и вдруг откинула зонтик, оглянулась, помахала рукой — и что-то внутри у Василия поднялось горячей волной, захлестнуло его целиком, и будто не было скупых и равнодушных слов, а было что-то яркое и звенящее, как песня. Василий вдохнул воздух всей грудью и зашагал к своему дому. Надежда вновь вернулась к нему, и усталости как не бывало.

Но в свою комнату он вошел озабоченным, чтобы Мария — не дай бог — на заметила его радости.

Глава 18

Весь следующий день Василий провел как в полусне: все виделась ему Вика, слышался ее молящий голос: «Я пойду? Ладно?» Почему, почему он не остановил ее? Почему не подошел к ней, не взял за руку, не посмотрел в глаза?