Потом короткий суд, вагон с железными решетками на окнах, и уже в феврале, в самую лютую пору, Димка очутился на золотом прииске в бригаде Плошкина. И получилось так, что большинство его сверстников-рабочих проблемами социалистического строительства особенно не мучилось и осталось на свободе, а его зачем-то понесло в марксистский кружок, будто от того, будет он знать, что делается и зачем, события потекут совсем в противоположном направлении.
При этом Димка не был самым активным членом этого кружка, он там больше слушал, часто мало что понимая в премудростях ученого языка. Но он был старательным и больше всего боялся отстать от других. Зато к своему несчастью обладал выдающимся мужским достоинством, о чем, впрочем, до той поры даже и не подозревал, потому что было ему не до девок, а в бане он всегда инстинктивно прикрывался веником или шайкой. Вот и получается, что если какой человек имеет что-то отличное от других, то непременно за это отличие наказывается. Поэтому лучше всего, когда у тебя все, как у всех. Но такие выводы из своего жизненного опыта пришли Димке в голову далеко не сразу, они еще ждали его впереди.
Димка Ерофеев выбрался из ниши под сосной и на негнущихся, отсиделых в неудобном положении ногах подошел к убитым. Валялись винтовки, тускло отблескивали жиром рассыпанные патроны, но Ерофееву даже в голову не пришло вооружиться, хотя он был "ворошиловским стрелком" и с трехсот метров из винтовки выбивал почти восемьдесят очков из ста.
Вид мертвых не привел Димку в состояние отчаяния большее, чем одиночество: мертвых за свою еще короткую жизнь он насмотрелся немало, а вот одному-оденешенькому, да еще в тайге, да в полном безлюдье, оказаться ему не доводилось ни разу в жизни.
Впрочем, он к этому и не стремился. Рабочий барак, где Димка увидел свет, потом переселение в коммунистическое общежитие, бывший доходный дом купца Скоробогатова, и над всем этим — улица с шумными ватагами ребятишек, завод с тысячами рабочих, живущих одной жизнью и думающих одни думы, школа и комсомол, рабфак и… тюрьма, пересылка и, наконец, зона и рудник… — все приучало и приучило-таки Димку к жизни среди людей, к жизни плотной, тесной, когда чувствуешь не только плечи и бедра других, но и ощущаешь их запахи и даже бурчания в животах.
Эта тесная жизнь, помимо всего прочего, приучила Димку к подчинению писаным и неписаным законам общежития, выработало в нем способность к быстрому приспособлению к обстоятельствам и среде. Другой жизни Димка не знал, другой жизни он не хотел и боялся. Более того, он и его товарищи по заводу и рабфаку даже гордились этим — тем, что именно это свойство рабочей массы подметили Маркс и Энгельс и так гениально использовали Ленин и Сталин для победы нового общественного строя.
И вот теперь — полное одиночество… Да что же он с ним будет делать? Зачем оно ему?
И Димка, подкинув за спиной туес, кинулся догонять ушедшего назад, к людям, человека, громко всхлипывая и шмыгая носом.
Глава 35
В один из жарких и безветренных июньских дней, когда дымом горящей тайги были затянуты, как в тончайшую кисею, вершины ближних сопок, а солнце пробивалось сквозь сизую дымку расплывшимся по раскаленной сковороде яичным желтком, на каменистой дороге со стороны заброшенного четвертого рудника показалось странное существо: медведь не медведь, человек не человек.
Существо двигалось толчками, раскачиваясь из стороны в сторону, часто останавливалось, упираясь в землю передними лапами и надолго замирая в такой позе.
Дым в низинах особенно плотен, в ста метрах ничего нельзя разглядеть. Лишь шумит неумолчно почти невидимая река, гоня в море остатки дотаивающих ледников.
Странное существо первым заметил охранник третьего рудника, занимавший пост номер четыре, устроенный на невысокой насыпи в конце промывочной площадки почти над самой дорогой.
Он, чтобы не задремать и не потерять бдительности, которая в этих сложных условиях особенно необходима, безостановочно вышагивал от "грибка" до гранитного валуна и обратно по узкой тропинке, длинною не более десяти шагов, утрамбованной до бетонной тверди, и, тараща от усердия глаза, оглядывал свой сектор ответственности, тонущий в густой дымке.
Тяжелая винтовка с примкнутым штыком висела у охранника на ремне, оттягивая плечо, висела параллельно земле, так что со стороны казалось, будто он держит винтовку в положении "на руку", как и положено во время несения караульной службы. Свое тело казалось охраннику будто не своим, временами оно точно падало куда-то, и его приходилось вытаскивать, прикладывая к этому неимоверные усилия.
Охранник был молод, его всего лишь осенью прошлого года призвали в Красную армию из Тулы, поучили пару месяцев азам воинской службы, привели к присяге и увезли из России сюда, в Восточную Сибирь, охранять заключенных.