От дыма у парня слезились глаза, першило в горле, несмотря на мокрую тряпицу, закрывавшую нос и рот; иногда начинала кружиться голова. Парню страшно хотелось спать, и, чтобы не задремать, он, по совету старшего наряда, сильно топал сапогами, и это топанье болезненно отдавалось во всем его теле. Особенно в голове.
Заметив странное существо, парень замер и долго вглядывался в это существо, по-лошадиному встряхивая головой, медленно проявляющееся из сизой дымки. Вот оно остановилось и будто оперлось на все четыре конечности.
Парень быстро и воровато перекрестился, но существо не исчезло, стало быть, оно ни наваждение и ни нечистая сила. Однако неизвестно, что оно такое.
Страх вырвал туляка из одури и погнал его к "грибку". Там он принялся колотить в кусок рельса железным болтом, висящими на железной же проволоке, тем самым призывая остальную охрану к повышенной бдительности и вызывая из бревенчатого сарая старшего наряда.
Железный звон запрыгал по скатам сопок, по мокрым валунам речушки и, очищенный от полутонов, похожий на железную капель, достиг мрачных глубин рудника.
Из сарая, который с четвертого поста виделся как серая глыба, выскочили две тени и ходкой рысцой кинулись на тревожный зов била. Остановились тачкогоны, промывщики разогнулись и отвлекли свое внимание от промывочных лотков, по которым струилась вода, а в ее струях катились мелкие камешки, песчинки и комочки земли; замерли, вслушиваясь в железную капель, рудокопы.
— Та-ам! Та-ам! — закричал туляк, показывая направляющимся к нему товарищам рукой в сизую дымку за своей спиной.
Старший наряда и его помощник рысью обогнули промывочные лотки, перепрыгнули через сточную канаву и выбежали на дорогу.
Увидев странное существо, они остановились в нерешительности.
Один клацнул затвором винтовки, другой вытащил из кобуры наган, и оба, переглянувшись, стали медленно и осторожно приближаться к этому существу, обходя его с двух сторон.
Когда они приблизились шагов на десять, существо что-то прохрипело и повалилось на дорогу. Теперь можно было разглядеть, что это всего-навсего два человека, причем один из них, в красноармейской гимнастерке с малиновыми петлицами, в зеленых штанах, но без сапог, привязан веревкой к другому, в серой зэковской робе и изодранных опорках, и лежит у него на плечах, безвольно уронив руки и русую голову.
Оба оборваны, обросшие лица распухли от укусов комаров и гнуса.
Это были Димка Ерофеев и Павел Кривоносов. Почти две недели, питаясь чем придется, бросив по дороге все лишнее, даже карабин и топор, оставив лишь нож, Димка упорно тащил на себе раненного Пашку, то и дело в последние дни теряющего сознание.
И вот дотащил-таки.
Когда старший наряда и его помощник разобрались, кто это такие, Димку Ерофеева и Павла Кривоносова положили на телегу и отвезли в зону, а там определили в больницу: Павла — в отделение для вольных, Димку — для зэков.
Хотя лежали они в разных отделениях, врачи были одни и те же, и очень даже хорошие врачи, но чем-то провинившиеся перед советской властью и потому оказавшиеся в этом медвежьем углу, да еще за колючей проволокой.
Врачам удалось через какое-то время обоих пациентов поставить на ноги, при этом Димку Ерофеева значительно раньше, после чего комвзвода Павла Кривоносова отправили долечиваться в Иркутск, а Димку, естественно, оставили в зоне.
Перед отъездом Павел долго раздумывал над тем, как ему поступить: зайти к Ерофееву, чтобы проститься с ним, или не заходить. И решил, — поскольку обвинение с Ерофеева еще не снято и он по-прежнему является врагом народа, — то ему, командиру Красной армии и чекисту, делать этого не следует. Да и язык бы у Пашки не повернулся благодарить Ерофеева за то, что тот на собственном горбу вытащил его с того света: как это так — благодарить врага народа?
Но в рапорте с подробным описанием своих похождений, Кривоносов отметил и определенную положительную роль заключенного Ерофеева и проявленную им сознательность, в силу чего ходатайствовал о снижении ему установленного судом срока лишения свободы, выразив уверенность, что благодаря влиянию его, Павла Кривоносова, пропаганды и агитации на заключенного Ерофеева, тот полностью осознал свои прошлые ошибки и готов непоколебимо встать в ряды сознательных борцов за мировую революцию и строительство всемирного коммунистического общежития.
Бумага была прочитана, подписана начальником лагеря и отправлена по инстанциям. Димку Ерофеева, после всяких допросов и расспросов и в ожидании решения этих инстанций, перевели работать учетчиком с повышенной нормой питания. Ему, к тому же, разрешили два раза в неделю на два часа отлучаться из зоны и вместе с доктором ходить к местному источнику принимать грязевые ванны.