Дело зашло так далеко, что западные спецслужбы стали обращать на это внимание, полагая, что этот факт рано или поздно скажется разлагающе на общей политической атмосфере Советского Союза. Нужны примеры? Пожалуйста! Агенты польской дефензивы сообщают в Варшаву, что даже в высоких партийных кругах наблюдается недовольство еврейским засильем во всех областях общественной и культурной жизни, что это засилье подавляет русскую самобытность, национальную литературу и искусство, тормозит выдвижение образованных кадров не только в области гуманитарной, но и технической, что любая критика по отношению к еврею, какой бы он пост ни занимал, воспринимается самими евреями как проявление антисемитизма и русского великодержавного шовинизма со всеми вытекающими отсюда последствиями: жалобами в высокие инстанции, доносами, шельмованием, разбирательством в суде.
А вот и результат: листовки, обнаруженные на некоторых заводах Москвы, Ленинграда и других крупных городов. В них рабочих призывают к восстанию и уничтожению жидов-комиссаров и прочих нацменов, захвативших власть, жирующих и развратничающих, в то время как сами рабочие живут в бедности, влачат полуголодное существование. Листовки написаны в грубой форме — явная подделка под простонародье! — отпечатаны на гектографе, бумага плохая, буквы расплывчаты, на рисунке изображен человек, похожий на Кагановича, с оскаленным ртом, в зубах дымящая трубка. Но какими бы ни были эти листовки, они свидетельствуют о подпольной деятельности, опирающейся на определенные белогвардейские круги и настроения в среде отсталых рабочих и части интеллигенции.
Но что можно предпринять в данных условиях? Предпринять можно многое: усилить репрессии против проявлений русского национализма, углубить и расширить пропаганду интернационализма, призвать к ответу тех руководителей-евреев, которые своими вызывающими действиями дают повод для роста антисемитских настроений. Лучше пожертвовать пешками, чем потом расплачиваться преданными общему делу людьми.
На столе перед наркомом внутренних дел высится ровная стопка тоненьких серых папок, в которых всего на одной страничке излагаются прегрешения поименованных в списке отщепенцев: граждан — перед советской властью, товарищей — еще и перед партией. В каждой папке к машинописной страничке пришпилены фотографические карточки; на иных людишки запечатлены в совершенно непринужденной обстановке — дома или на даче, но больше все в форме официальной — профиль и анфас. Не исключено, что кто-то из них имеет прямое отношение к изданию и распространению означенных листовок. Остается выяснить, кто именно.
Списки составлены по алфавиту, папки лежат строго в соответствии со списками. Генрих Григорьевич, как бывший провизор, любит порядок, последовательность и очевидность: лекарства должны стоять на отведенных им местах по принадлежности к определенным болезням, яды — на своих. И хотя Генрих Григорьевич провизорством не занимается уже, почитай, лет семнадцать, а из них двенадцать лет служит в органах ВЧК-ОГПУ, между тем на людишек, к нему попадающих, продолжает смотреть как на болеющих неизлечимыми болезнями, посему, какие лекарства этим больным ни прописывай, излечения ожидать бесполезно, летальный исход неизбежен.
А между тем, в соседней комнате, куда ведет скрытая от постороннего взгляда дверь, стоят стеклянные провизорские шкафы, которых раньше здесь быть не могло. На стеклянных же полках в строгом порядке разложены и расставлены различные препараты, аптекарские весы, напоминающие символ буржуазного правосудия; поблескивают глянцевыми боками колбы и колбочки, мензурки, пузырьки, разнокалиберные баночки с притертыми пробками; из массивных фарфоровых чаш торчат обрезанными гульфиками фарфоровые ступы для растирания кристаллов различных солей, из банок иглами дикобраза — стеклянные мерные трубочки, пинцеты, ланцеты, крючки; отдельно — спиртовки, накрытые колпачками; в коробках из нержавеющей стали покоятся шприцы и прочие необходимые инструменты.
Генрих Григорьевич понимает, что он уже — не сглазить бы! — без пяти минут нарком империи НКВД, которая поглотит и самое ОГПУ, так что на серьезное увлечение времени может и не быть.