Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

Вера Афанасьевна с готовностью вскочила, довольная, что муж попросил ее сделать хоть такую безделицу, и, легко неся свое полное тело, скрылась за дверью, ведущей из столовой в спальню.

Собственно, Петр Степанович мог и не прятать всех газет, но выбирать из кучи немецких русские газеты различных эмигрантских группировок, времени не оставалось. Тем более что неизвестно, кто там, за дверью. Может, представитель торгпредства. Или какой-нибудь проверяющий комиссар. Так лучше, если он вообще не увидит никаких газет — ни русских, ни немецких.

Вернулась Хильда и доложила, что пришел герр Байер.

— Хорошо, — сказал Петр Степанович. — Просите герра Байера.

Глава 15

Поздним визитером оказался представитель фирмы "Маннесманн", с которым Петру Степановичу назавтра предстояло ехать в Магдебург, высокий, худощавый немец со светлыми волосами и глазами, с длинными беспокойными руками. На нем черный костюм, черная же рубашка и светлый галстук, так что казалось, что голова и галстук — нечто неразделимое.

Войдя в столовую, герр Байер слегка поклонился и стал извиняться за позднее вторжение.

— Мне только что позвонили, — говорил он с насмешливой ухмылкой на тонких губах, которая не поймешь, к кому относилась: к Петру ли Степановичу или к начальству герра Байера, — что наша с вами, герр Всеношны, завтрашняя поездка в Магдебург отменяется. Мой шеф, герр Миддельшульте, просил извиниться перед вами. Я пытался дозвониться до вас, но линия почему-то все время была занята.

И оба посмотрели на телефон, стоящий на маленьком столике в углу комнаты.

— Это у нас бывает, — добавил герр Байер все с той же насмешливой ухмылкой.

Петр Степанович развел руками: мол, ничего не поделаешь, и стал приглашать герра Байера к столу.

Тот охотно и неожиданно для Петра Степановича принял приглашение, пробежал руками по пуговицам пиджака и уселся на стул, основательно и вольготно, будто у себя дома или, если и в гостях, то у старинного приятеля или родственника.

— Такая хорошая погода стояла все время, — заговорил он, — а тут вдруг дождь, и совсем даже не весенний, а какой-то… петербургский.

— Вы бывали в Петербурге? — вежливо осведомился Петр Степанович.

Герр Байер не успел ответить: он легко поднялся навстречу вплывающей в столовую Вере Афанасьевне и изогнулся в поклоне.

— О-о, у нас гости! — воскликнула Вера Афанасьевна по-немецки, мило улыбаясь, радуясь своему певучему голосу, милой улыбке и удачно заготовленной немецкой фразе. — Какая приятная неожиданность!

— Герр Байер, представитель фирмы, — по-немецки же отрекомендовал гостя Петр Степанович. — А это — моя жена, Вера Афанасьевна… Фрау Вера, — уточнил он, поводя рукой.

Герр Байер шагнул к Вере Афанасьевне, принял протянутую руку в обе ладони и припал к ней губами.

— Оч-чень рад, оч-чень рад, — несколько раз повторил он, не отпуская руки Веры Афанасьевны, — У вас, герр Всеношны, прелестная жена.

Вера Афанасьевна покраснела от удовольствия, хотя больше догадалась, о чем сказал этот долговязый немец, чем поняла сказанное, и стала еще милей. Сев за стол, она всплеснула руками и воскликнула:

— Хильда, битте прибор нах герр Байер!

— Так вы бывали в Петербурге, герр Байер? — напомнил Петр Степанович свой вопрос.

— О да-а! Я не только бывал в Петербурге, — неожиданно на отличном русском языке произнес герр Байер, — но я и родился в Петербурге. К сожалению, революция удобна далеко не для всех. И далеко не все удобны для революции.

Петр Степанович в растерянности смотрел на герра Байера: он уже месяц имел с ним дело, но общался только на немецком, и вот оказывается, что герр Байер — никакой не герр, а самый настоящий эмигрант, входить в сношения с которыми Петру Степановичу хотя и не запретили категорически, но намекнули, что такие сношения весьма нежелательны и могут иметь самые непредвиденные последствия. Ясно, что последствия надо ждать не от сношений с эмигрантами, а от советской власти… если она об этом пронюхает. И потом, ладно бы открылся одному Петру Степановичу, но зачем же делать это при жене и прислуге?

А герр Байер будто и не заметил растерянности хозяина.

— Судя по тому, что советы наладили торговлю с капиталистами, которых они считают своими злейшими врагами, — говорил он, поглядывая то на Веру Афанасьевну, то на Петра Степановича все с той же слегка насмешливой ухмылкой, — что они допустили частную собственность, можно сделать вывод, что наступит время, когда они отбросят свою революционность и постепенно сольются с остальным миром. Ибо революционность революционностью, а жить-то надо. Все мы когда-то переболели революционностью, но это не значит, что человек — умный человек, я имею в виду, — назидательно добавил герр Байер, — и в зрелом возрасте должен бегать в коротких штанишках и размахивать деревянной сабелькой. Всему свое время, господа, всему свое время. — И герр Байер принял из рук Веры Афанасьевны чашку с чаем и поблагодарил ее наклоном головы.