Признаться, ей порядочно надоели оба: и Маяковский, и Яншин. И даже Агранов. Каждый от нее хочет получить что-то такое, до чего ей нет никакого дела, а дать в замен то, что ей совершенно не нужно. Взять того же Яншина. Любви давно нет, может, и не было: польстилась на молодого и талантливого артиста, о ком жужжали со всех сторон. Кинулась в драку за него, очертя голову. О любви не думала. Потом выяснилось, — то есть когда пришел некоторый опыт общения с другими мужчинами, — что в постели Миша Яншин совсем, увы, не талантлив. А это поважнее того, что он представляет из себя на сцене. Надо бы разорвать этот несостоявшийся союз, но, оказывается, что разорвать не так просто: жена гения — не фунт изюму.
Или взять того же Агранова с его детскими улыбочками и недетскими намеками… Тоже надоел хуже горькой редьки. И тоже не знаешь, как от него отвязаться.
С Аграновым Нора познакомилась в театре, на репетиции: он, будучи членом реперткома, приходил туда частенько, молча просиживал в задних рядах. Норе льстило, что такой человек, как Агранов, начальник отдела славного ОГПУ, обращает на нее внимание, дружески беседует с ней, третьестепенной артисткой, о всяких пустяках, мило улыбается детской улыбочкой. Перед таким человеком особенно хочется распахнуть душу. А тот незаметно сумел разговорить ее и выяснить кое-какие подробности об отношениях артистов к репертуару, к реперткому и прочим вещам. Впрочем, тайны в этом не было, а показать себя осведомленной в делах театра Нора любила. И не только перед Аграновым.
Затем последовали маленькие и весьма безобидные просьбы выяснить то-то и то-то, тайные встречи на одной из квартир. Любовником Яков Саулович оказался изысканным, знал множество всяких штучек-дрючек, мог довести женщину до экстаза даже не раздевая ее. И вот, исподволь и стремительно, Нора выдвинулась в ряды ведущих артисток театра, даже снималась в кино, отлично сознавая, что в ее артистической судьбе главную роль играет Агранов, утверждая, однако, что это она сама такая талантливая, что даже Немирович не мог этого не заметить… Вот только боится она Немировича по-прежнему, и от одного его взгляда теряется и несет всякую чушь.
Ну, а Маяковский…
Год назад Яков Саулович попросил Нору познакомиться при случае с поэтом Маяковским, попробовать увлечь его… "С твоими-то способностями очаровывать мужчин", — польстил он ей. Нора не спрашивала Агранова, зачем ему это нужно. Знала: придет время, сам скажет. А не скажет — и так хорошо. Познакомил их Осип Брик. На скачках. Нора даже увлеклась, но не столько Маяковским, сколько своей новой ролью. И вот на днях на очередной встрече Агранов неожиданно спросил:
— Тебе Маяковский не надоел, золотце мое?
Нора почувствовала, какого от нее ждут ответа:
— Признаться, надоел. По-моему, он ненормальный.
— Он предлагал тебе выйти за него замуж?
— Предлагал.
— И что же?
— Я пока не решила.
— В ближайшие дни, если предложит еще… Постарайся сделать так, чтобы предложил… Так вот, когда предложит, дай понять, что согласна, и договорись, чтобы на другой же день встретиться и все решить окончательно. И решительно откажи… Поиграй, так сказать, на нервах. У тебя это очень хорошо получается. Пусть побесится, пошумит. А ты встань и уйди. Потом расскажешь. В подробностях. Не исключено, что понадобятся дубли. Как на съемках. Все ясно?
— Н-нет… То есть все. А зачем?
— Я потом тебе расскажу, зачем и почему. А пока делай так, как я сказал. Сыграй эту роль по высшему разряду. А я обещаю тебе главную роль в новом спектакле. Не исключено, что и в кино ты тоже снимешься не в последней роли. Дерзай, ягодка моя.
Глава 28
Нора сидела на кушетке, курила, смотрела в окно, вполуха слушала Маяковского. В его словах было что-то о любви, о будущей жизни вдвоем. Потом он замолчал. Нора подняла голову, глянула снизу вверх на высящуюся над ней глыбу, вздохнула.
— Ну так что? — спросила глыба. — Ты согласна выйти за меня замуж?
— Не-е-ааа, — протянула Нора с убийственным, как ей казалось, равнодушием и подумала, что Агранов был бы доволен.
— Почему? — голос Мояковского был спокоен, будто речь шла о пустяках.
— Почему? — переспросила Нора с изумлением и передернула плечами. — Потому, что я вас не-лю-блю. — И снова ей понравилось, как она это сказала. Тут и Немирович обязан ее похвалить.
— Вот как? Вчера любила, а сегодня уже нет? — удивился Маяковский.
— Мне только казалось, что я вас лю-блю, — вздохнула Нора. И повторила: — Только казалось. А на самом деле вы мне только нравились. И все.
— Казалось вчера, может показаться и сегодня. Для меня важно не то, что кажется тебе, а что необходимо нам обоим, — рассердился Маяковский.
— Ах, Владим Владимыч, не надо грубостей! — воскликнула Нора и попыталась подняться с кушетки, но Маяковский стоял слишком близко, ноги к ногам, подняться можно было, лишь уцепившись за глыбу руками.
И тут лицо у Маяковского исказилось гримасой боли, он медленно опустился перед Норой на колени, обхватил ее ноги руками, заговорил торопливо и сбивчиво: