Жернова. 1918–1953. После урагана

Барабулька — это здорово!

Я откладываю книгу, подтягиваю трусы, беру авоську с мелкой ячейкой, и мы несемся к морю.

Осенью мимо Адлера идут косяки барабульки и всякой другой рыбы. Иногда дельфины гонят их к берегу в тот угол, где река впадает в море. Река пугает рыбу своей пресной водой, а может, еще чем, и рыба скапливается так близко к берегу, что становится видно, как кипит поверхность воды от движения множества рыб, чайки и бакланы хватают рыбу прямо с воды, не поднимаясь в воздух. В таком разе рыбаки адлерского рыбколхоза тянут прямо с берега длинную сеть в море, охватывают им косяк рыбы, а потом тащат эту сеть на берег. Иногда в сети попадаются дельфины. Дельфинов продают на рынке, их тоже едят, но они ужасно пахнут — как самый плохой гуталин. Может быть, из дельфиньего жира гуталин как раз и делают.

Когда мы прибежали к морю, баркас уже подтягивал к берегу заводной конец сети. Сидящие на веслах рыбаки с хрипом рвали жилы, но посудина еле двигалась, удерживаемая тяжелой сетью. Чайки мечутся над косяком, попавшим в западню, кидаются вниз, орут, дерутся. На берегу собирается народ поглазеть на рыболовное действо.

Но вот с баркаса кидают конец на берег, Геркин отец, одетый в брезентовые штаны и такую же куртку, наматывает на руку толстый канат, перекидывает его через плечо и, падая вперед, упираясь ногами в сыпучую гальку, один тащит сеть вместе с баркасом.

Отец Герки ужасно сильный. Когда он учился на летчика в Ейске, там же занимался борьбой у Поддубного. У него ручищи — во! плечищи — во! а грудь такая, что два человека не обхватят. Герка в своего отца, но как бы в миниатюре.

Наконец баркас тычется носом в берег, рыбаки вываливаются из него, берутся за другой конец сети, тянут. Это длится ужасно долго. Мы с Геркой присоединяемся к его отцу, тоже кряхтим и сопим от напряжения. Все ближе и ближе мотня, в которой собирается пойманная рыба. Все сильнее кипит в сети вода от тысяч хвостов и плавников. Но вот мотню подтаскивают к берегу, рыбаки берут большие сачки-черпаки, выхватывают из мотни меднотелую барабульку, ссыпают в плетеные корзины, корзины тут же грузят на подводу и увозят в коптильню. А баркас покачивается на волне у берега, от него тянется веревка к железному рельсу, торчащему на берегу.

Наконец нужное для плана количество корзин отправлено, остальное продают прямо на берегу отдыхающим и всем, кто захочет, но в мотне еще остается много рыбы, которую рыбакам лень вычерпывать, и эта рыба принадлежит нам, мальчишкам. Что не продано на берегу, двое рыбаков на тележке везут на базар. Там же покупают водку. Ящиками. А в сарае уже жарят барабульку на железной жаровне, режут хлеб. Огурцы, помидоры, лук и все прочее не режут, кладут так, как есть. А затем, когда все готово, ставят на стол эмалированное ведро и сливают в него водку из бутылок, отбивая у них горлышко. Все это делается в полнейшей тишине в полутемном сарае, в котором дымит жаровня, стены и щелястый потолок пропитаны духом рыбы и машинного масла. Рыбаки чинно рассаживаются вокруг стола, сбитого из неструганных досок, пьют водку, черпая ее из ведра кружками, заедают рыбой и всем прочим. И тоже в полной тишине. Слышен лишь хруст огурцов, бульканье водки, тяжкие вздохи и сопение. Да возгласы:

— Ну, будем!

— За тех, кто погиб!

— И за живых.

— И за калечных.

— Чтобы не последняя!

— Чтобы не переводилась в море барабулька!

Нам с Геркой странно все это, но любопытно. Мы крутимся рядом, на нас никто не обращает внимания. Собственно, мы и пришли сюда не только за рыбой, но и посмотреть. Самое интересное впереди.

Самое интересное начинается тогда, когда артель вываливается из сарая. Все пьяные в дрибадан, но еще не в стельку, потому что надо вытаскивать из моря баркас. Тем более что на горизонте собираются тучи, ветер крепчает, волна чаще и настойчивее кидается на берег, размывая гальку и песок.

Геркин отец, как самый главный, остается возле рубильника, который находится в сарае сразу за дверью. Рубильником включается лебедка, которая тащит баркас из моря. К ночи может сильно заштормить, потому что осень. Остальные должны удерживать баркас и подкладывать под него катки. Поскольку из двери не видно баркаса, на поворотном ролике стоит Интеллигент — так зовут одноногого рыбака, который до войны учился на бухгалтера, а в войну воевал на танке и чуть не сгорел. Он должен кричать то, что кричат ему.

В ожидании, пока остальные подготовят баркас к вытаскиванию, Геркин отец дремлет, припав спиной к косяку двери и постепенно сползая вниз. Интеллигент обвис на костылях возле поворотного ролика, голова упала на грудь, деревяшка ушла в песок, его перекосило так, что просто удивительно, как он в таком невозможном положении умудряется стоять и не падать.

Постепенно артель занимает свои позиции, на песок ложатся лесенкой деревянные плахи, сделанные из половинок железнодорожных шпал, с вырезанными середками для киля баркаса, смазанными жирным солидолом, с ручками в виде железных скоб, чтобы можно было перетаскивать катки с места на место.