Жернова. 1918–1953. После урагана

— Прошу, товарищи, к столу! Прошу без церемоний! — И сел, тут же склонившись к Климову и спрашивая у него, кто из присутствующих есть кто.

Люди занимали свои места, и видно было, что каждый знает, где ему сесть, что это не первое застолье в этом зале, что новый секретарь заведенного порядка не нарушил, разве что вклинил в привычное расположение неизвестного им человека. Понравилось товарищам и то, что Моторин повел себя сразу же так, словно он здесь не первый день, то есть без жеманства и заискивания, а это свидетельствовало о ровном характере и твердости в раз и навсегда принятой линии. Следовательно, не будет дергаться из стороны в сторону, выкидывать какие-нибудь кренделя, кульбиты и фортели, это означает еще и то, что достаточно к этому характеру приноровиться, и все потечет ровно и гладко, без неожиданностей.

Когда все расселись и шум прекратился сам собой, Василий Силантьевич повременил еще немного, задав при полной тишине пару вопросов Климову и выслушав его ответы, и только тогда поднялся, одернул пиджак, потрогал многоцветные орденские колодки, пробежался взглядом по лицам, ни на ком не задерживаясь и отмечая про себя, что все смотрят на него со вниманием, глаз не отводят, лишних шевелений себе не позволяют и, следовательно, сосредоточиться не мешают.

— Значит, дорогие товарищи, — начал свою первую речь в новой должности Василий Силантьевич, — прежде чем мы с вами пригубим, так сказать, чашу, я хотел бы отметить некоторые нюансы, поскольку свежим, сами понимаете, взглядом успел окинуть некоторую сторону деятельности вашего района, который со вчерашнего дня стал, так сказать, и моим районом тоже, поскольку вы проголосовали и приняли меня в свою партийную семью.

Склонив голову и тут же вскинув ее, продолжил:

— Так вот, коротко говоря, впечатление у меня сложилось недостаточно благоприятное, и это дело мы теперь вместе с вами будем поправлять и искоренять. Ошибки, допущенные, как вам хорошо известно, прошлым руководством, терпеть мы больше не можем. Картофель на полях убирается недостаточно энергично, не видно энтузиазма и заряженности на план. О льне я не говорю. Колхозники больше думают о том, как убрать с собственных участков. Горожане тоже. В то время как в стране положение с продовольствием достаточно сложное, частнособственнический уклон явно искривляет существующую ситуацию и партийную линию. Последние указания нашего гениального вождя и учителя товарища Сталина, направленные на преодоление последствий фашистской агрессии, неурожая сорок шестого года и всякие достаточно негативные явления, а также выход нашей великой страны на новые рубежи, мы должны принять к неукоснительному выполнению без всяких на то проволочек и не считаясь ни с какими жертвами…

— В лихую годину мы, коммунисты, всегда шли впереди! — воскликнул Моторин звенящим голосом, точно перед ним стоял батальон, выстроенный перед атакой. Фразы его рвались, вмещая в себя все меньше слов и все больше смысла, сам он вытянулся и подался вперед: — Так что и в нынешний период!.. всемирной борьбы с мировым империализмом и, так сказать, с мелкобуржуазными искривлениями!.. в сознании части несознательных граждан!.. по зову партии!.. и великого Сталина!.. все как один!.. должны подняться на борьбу!.. и выполнить с честью!.. как мировой форпост и светоч!.. для пролетариев всех стран!.. вот за это самое — и выпьем!.. дорогие товарищи!..

Моторин перевел дух, сурово оглядывая стол и сидящих за ним людей, таких не похожих друг на друга, и люди стали подниматься, суетливо откупоривая бутылки и разливая по рюмкам. Не глядя, он взял свою рюмку, поднял ее на уровень лица одной рукой, а другую, сжав в кулак, выставил вперед и продолжил на той же ноте, будто паузы и не было, вгоняя фразы кулаком в одному ему видимую твердь:

— За нашу с вами деятельность!.. на благо всего советского народа!.. за свободу и счастье!.. во имя чего!.. не жалели!.. так сказать!.. положили достаточное количество!.. своих жизней!.. на полях сражений!.. за нашу родную коммунистическую партию!.. и большевиков!.. авангард пролетариата!.. за продолжателя дела великого Ленина!.. учителя и вождя всех народов!.. и стран!.. с чьим именем!.. мы — умирали!.. и — побеждали!.. за нашего дорогого!.. любимого!.. за товарища Сталина!.. Ура!

— Урра-ааа! Урра-ааа! Урра-ааа! — ответили ему присутствующие и, не садясь, осушили рюмки. При этом лица у всех будто наполнились светом, глаза лучились, улыбки раздвигали губы и разглаживали суровые морщины — следы постоянных тревог и озабоченностей. Они радовались вполне искренне и неподдельно тому, что новый первый сказал именно то, что и положено ему сказать, и тем самым языком, каким все они говорили друг с другом.