Жернова. 1918–1953. После урагана

Но ни на дороге, ни на обочинах, ни на поляне, примыкающей к лесу, ничто не двинулось, не шевельнулось. Обручев повторил приказ — безрезультатно. Он положил мегафон на траву, вытащил из кармана пистолет, привычным движением загнал патрон в канал ствола. Красников сделал то же самое. Они выбрались из окопчика и пошли к дороге.

«Ну вот и все, — думал Красников, шагая рядом с Обручевым. — А все наши рассуждения и философствования — это лишь попытка оправдаться перед самим собой. Остается один голый факт: эти люди шли творить свое неправое дело, а мы их остановили. Следовательно, мы — правы, а они — нет. История выбирает кого-то своим орудием против тех, кто противится ее естественному развитию. История выбрала нас — вот и вся философия».

Как профессионал, Красников чувствовал удовлетворение и даже гордость за то, что хорошо сделал свое дело и не потерял никого из своих солдат.

Они шли к дороге, а за их спинами методично взлетали осветительные ракеты, и тени от двух офицеров метались из стороны в сторону, то укорачиваясь, то удлиняясь.

Темные и неподвижные бугорки как на самой дороге, так и обочь ее, все ближе. Уже видны ноги в растоптанной обуви, раскинутые по сторонам руки, лохматые головы… Вдруг одно из тел дернулось, и в сторожкой тишине раздался хриплый вскрик:

— Коммуняки проклятые! Шоб вам…

Два пистолета — Обручева и Красникова — выстрелили почти одновременно, и короткая автоматная очередь захлебнулась, уйдя в землю.

Сзади, по дороге, затопало торопливо, капитаны резко обернулись и увидели бегущих к ним лейтенанта Задонова и старшего сержанта Воловцева, секретаря парторганизации роты.

— А мы уж подумали… — начал было лейтенант Задонов, останавливаясь в двух шагах от капитанов, но Обручев не дал ему досказать, что они там такое подумали, и приказал сержанту:

— Давай, сержант, за подводами! Фельдшера сюда и санитаров: здесь наверняка есть раненые.

Сержант Воловцев закинул автомат за спину и выжидательно посмотрел сперва на командира роты, потом на замполита.

— Идите, товарищ сержант, — произнес Задонов. — Мы здесь сами разберемся.

— В чем вы, комиссар, собираетесь разбираться? — недовольно спросил Обручев, когда сержант отошел от них шагов на двадцать.

— Дело в том, товарищи офицеры, — официальным тоном заговорил лейтенант Задонов, — что у меня есть инструкции относительно членов банды Крыля.

— Почему же вы их нам не показали до сих пор?

— Это устные инструкции. Я получил их вчера в политотделе. В соответствии с этими инструкциями у нас не должно быть пленных… И раненых тоже. Ну-у, вы понимаете, что я имею в виду. Впрочем, — торопливо добавил он, — судя по всему, их и не будет. Я, во всяком случае, надеюсь.

В это время за их спиной, там, где проходила вторая линия засады, раздались две короткие и одна длинная автоматные очереди. Офицеры обернулись на выстрелы, подождали немного, но выстрелы не повторились, и Обручев пробурчал:

— Ну, кажется, действительно все. — И, обернувшись к Задонову: — Значит, раненых добивать собираетесь?

— Нет, что вы! — отшатнулся лейтенант. — Я ничего не собираюсь. Я просто сказал вам, что меня проинструктировали… К тому же, я полагаю, нам и не придется…

— Не знаю, как капитан Красников, — резко отчеканил Обручев, — а я этим грязным делом заниматься не собираюсь!

— Я тоже, — откликнулся Красников и добавил бездумно: — Без письменного приказа я этого делать не стану. — И вдруг, словно до него только сейчас дошел ужасный смысл сказанного замполитом, взорвался: — Да вы хоть представляете, что это такое — добивать раненых? Это же… это… (он хотел сказать: фашизм, но отчего-то не решился и теперь никак не мог найти нужного слова)… Это же варварство! — наконец-то нашелся Красников.

— Я все понимаю, — растерянно оправдывался лейтенант Задонов, не ожидавший такого отпора. — Я уверен, что нам не придется… В политотделе… полковник Лизунов… он меня специально вызывал перед моим отъездом… Вы понимаете, товарищи, население не должно… Как сказал один мудрец: «Живые вызывают сострадание, а мертвые — любопытство». Мы с вами не знаем всех обстоятельств, побудивших политотдел… Это, судя по всему, диктуется какими-то высшими политическими соображениями…

— Плевать мне на эти соображения! — презрительно бросил Обручев. — Я — офицер. Я — русский, советский офицер! А не фашист! Я руки марать не стану! Все! Пошли! — И шагнул к первому, скрюченному возле дороги, телу бандита.

Лейтенант Задонов неопределенно пожал плечами и зашагал рядом с капитаном Красниковым.

Обручев наклонился над телом, пощупал, выпрямился, произнес равнодушно:

— Этот готов, — и перешел к следующему.

Возле пятого бандита он задержался дольше обычного, включил фонарик, двумя пальцами поднял веко у лежащего перед ним бородача, потом шлепнул того по щеке — бандит застонал. Выпрямившись, Обручев оглянулся.

— Где там санитары застряли, черт бы их побрал! — выругался он.

— Санитары не придут, — торопливо вставил лейтенант Задонов, сделав шаг к Обручеву.

— Ах, вот оно что! Ну что ж, лейтенант, пистолет у вас в руке, стреляйте!