Жернова. 1918–1953. После урагана

Так думал Михаил Малышев, но думал как-то уныло, и работа уже не доставляла ему прежней радости. Но мыслей своих вслух он не высказывал, потому что знал: Дитерикса ему не переубедить. Как Дитериксу не переубедить самого Малышева. Зря, что ли, он вступал в партию в конце сорок четвертого, да еще в такое время, когда немцы под Балатоном так врезали нам, что мы не знали, куда деваться. Малышев тогда со своим саперным батальоном только и делал, что понтонные мосты через Дунай восстанавливал, чтобы наши части смогли отойти на правый берег реки. Вот там-то, под бомбежкой и артобстрелами, когда немецкие «тигры» и «фердинанды» утюжили прибрежные виноградники, он и вступил в партию. Такое не забывается, такое даром не проходит, за одно за это будешь стоять до конца, стоять стиснув зубы, терпя все невзгоды и лишения. Дитериксу этого не понять. Он хоть и воевал, но не за правое дело. Он хоть и осознал, но не до конца. Да и не мог до конца, потому что… потому что… А черт его знает, почему, но факт есть факт! Человек же он — ничего, хороший в общем-то человек, и ладить с ним вполне можно. Если бы все немцы были такие, было бы здорово. А теория — это пусть профессора занимаются и Кочура. Им за это и деньги платят. Ну и он, Малышев, когда придет время. Разве ж он против?

Глава 10

Из проходной Малышев и Дитерикс вышли, как бывало и раньше, вместе.

Осенний день задернулся ранними сумерками. С откосов верхней степи дул порывистый ветер, наполненный сыростью и запахом полыни. Подсвеченная мерцающим багровым светом доменных печей, скользила, цепляя трубы и смешиваясь с дымами, чернильная хмарь. Иногда сквозь гул и грохот беспрерывно работающих заводов до слуха долетало тревожное гоготание диких гусей, летящих к Азовскому морю.

Толпа рабочих долго пережидала длинный товарняк, влекомый на север двумя мощными ФД. На открытых площадках все то же самое: стальные трубы, арматура, рулоны листового железа, прокат, что-то накрытое брезентом; а еще уголь, а еще пульманы не известно с чем: страна восстанавливается, растет, крепнет, ей много чего надо. Не успел товарняк скрыться из виду, как с севера загрохотал другой, с бревнами и досками, экскаваторами, грузовыми автомобилями, с цистернами с нефтью и разной химией.

Дитерикс провожал глазами вагоны, изумленно качал головой и что-то пытался сказать, но за грохотом ничего разобрать было нельзя. Однако Малышев, догадываясь, что именно хотел сказать немец, самодовольно улыбался ему и показывал большой палец.

— Я понимать, почему Советски Союз есть победить Гитлер, — произнес Дитерикс, когда они пересекли железнодорожные и трамвайные пути. — Вы есть сами богаты страна на весь мир. Я-я! Так есть! И самы бедны люди. Нет диалектик. — И пожал недоуменно плечами. И даже вздохнул.

Малышев весело рассмеялся. Да и что возразишь? Все правильно. Однако промолчать было бы невежливо, и он повторил некогда сказанное Дитериксом:

— Большой ишак — маленький порьядок? Да?

— Нет! — запротестовал Дитерикс. — Ви не есть ишак, ви есть киндер. Ви есть маленьки дети! Прошу извинять мне.

— Мы вырастем, — убежденно пообещал Малышев.

У пивного ларька остановились, Дитерикс взял пива, они отошли в сторонку.

Единственный фонарь на столбе освещал крохотный пятачок вытоптанной до бетонной тверди земли, усеянной всяким мусором: окурками, бумажками, опавшей листвой.

— Я давно не видать Костя-морьячок, — произнес Дитерикс, оглядывая ларек и толпящихся рядом мужчин.

— А-а, Костя! Костю-морячка отправили в инвалидный дом, — ответил Малышев. — И много других инвалидов тоже. Их там кормят, лечат, за ними ухаживают. Им там хорошо. Не то что здесь, у ларька-то… Да по базарам всякой дрянью торговать, — убежденно закончил Михаил.

— О-о! — воскликнул Дитерикс. — Это есть настоящи социалисмус! Это есть хорошо! Государство должен иметь большой забота на маленький человек. Это я понимать. Это есть настоящи диалектик!

— Вот видишь, — оживился Малышев. — Я же говорил: все у нас еще наладится: и думать мы будем, и говорить, и делать. А как же!

Они допили пиво, пошагали вверх по дорожке мимо рабочих домов. Из кучи мальчишек, игравших на деньги «в стеночку» раздался насмешливый голос:

Битый фриц,

Жрал мокриц,

из навоза пек блины,

наложил себе в штаны.

Малышев погрозил пацанам кулаком. Франц сделал вид, что ничего не слыхал.

Они дошли до итээровских домов и расстались, обменявшись дружеским рукопожатием. Но не успел Малышев сделать и десяток шагов, как Дитерикс окликнул его.

Они снова сошлись вместе.

— Микаэл! Я совсем забывать! — возбужденно заговорил Дитерикс. — Я хотеть делать тебе памьять. Маленьки презент. Книжки и всяки другой ирунда. Как это по-русски?..

— Да ни к чему все это, — начал было отнекиваться Малышев, но Дитерикс взял его за руку и потащил к себе.

Они не заметили, что в отдалении вслед за ними шел Олесич, и когда они останавливались, останавливался и он и либо отворачивался, либо укрывался за деревом или углом дома. А еще чуть сзади незаметно скользил в полутьме молодой парень в поношенной телогрейке, едва сходящейся на выпуклой груди.