Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Завтра, правда, от нынешней роты останется еще меньше, но лейтенант Красников не жалел, что не поддался на уговоры полковника и не остался у него. Это были его солдаты, и вместе с ними он должен идти до конца.

Когда над свежей насыпью встал деревянный обелиск со звездой, грянули залпы прощального салюта. Сороки метнулись в ближайший лес, галки и вороны черными хлопьями закружились над шляхетским поместьем, а рядом уже гудели «студера», готовые в дорогу.

Глава 21

До генерального наступления оставалось чуть больше суток: ночь, день и еще ночь. Генерал-лейтенант Валецкий расхаживал вдоль стола, на котором лежала большая карта, и лейтенант Силин, прикорнувший на раскладушке за дверью, ведущей в комнату командующего армией, то и дело приподнимал тяжелую голову, прислушивался к скрипу половиц. Лейтенанту хотелось спать, глаза слипались, но едва сон смаривал его, как он тут же испуганно вскидывался: ему казалось, что генерал требует его к себе. Силин присаживался на постели, тер виски и уши, вставал и брел на кухню, где шумел самовар, дремал, положив голову на клеенку стола, генеральский повар Панкрат Данилыч, казавшийся Силину древним стариком.

— Спишь, Данилыч? — всякий раз спрашивал Силин, подавляя зевоту.

— Дык, чего ж, — отрывал от клеенки плешивую голову повар. — Дык мы завсегда, как прикажете.

— Главное, чтоб чай был горячий, — говорил учительским тоном Силин, раздумывая над тем, не выпить ли самому горячего чаю, чтобы легче бороться со сном, но не решаясь попросить об этом ворчливого Данилыча, который мог ворчать не только на адъютанта, но и на самого генерала.

— Дык шумит, — кивал на самовар Данилыч и снова осторожно укладывал голову на сложенные на клеенке руки.

На кухне жарко, душно, воздух, настоянный на запахе жареного лука, пощипывает глаза. Лейтенант Силин, потоптавшись немного возле стола, уходит на свой пост под генеральской дверью. Он поначалу сидит на постели, откинувшись к стене, потом упирает локти в колени, а в ладони кладет очугунелую голову; наконец, не выдержав, бочком ложится на постель, проваливается в сон, и снова ему чудится, что командующий кличет его к себе…

Генерал Валецкий клонился над картой. На ней сверху размашистая подпись командующего фронтом маршала Жукова. Пестрели разноцветные стрелы, цифры, даты. Через сутки с небольшим они материализуются в атакующие полки и дивизии, которые уже несколько дней тайно сосредоточиваются на исходных позициях за Вислой, на так называемом Пулавском плацдарме, захваченном армией генерала Валецкого и частями других армий в августе прошлого года.

Вчера Жуков сам позвонил Валецкому. Его скрипучий голос, лишенный интонаций и отбивающий у подчиненных всякое желание прекословить, на этот раз скрипел на саркастической ноте. Не здороваясь, Жуков спросил:

— Ты чего там на своем правом фланге тарарам устроил? Решил сам Берлин брать?

— Никак нет, товарищ первый. Проводил глубокую разведку боем.

— Глубокую, говоришь? Ну и что ты там наразведывал?

— Взяты пленные, среди них шесть офицеров. Пленные после предварительного допроса направлены в разведотдел фронта. Сведения весьма ценные, они проливают свет на систему обороны противника.

— Проливают, говоришь? Ну-ну… А немцам твоя глубокая разведка не пролила некоторый свет на наши планы? Или ты думаешь, что они глупее нас с тобой?

— Никак нет, товарищ первый.

— Вот если этот свет обернется мраком для твоей армии, то некоторый мрак будет пролит на твою голову. Весьма ценные сведения… — И Валецкий будто воочию увидел язвительную усмешку, покривившую узкие губы маршала Жукова.

Положив трубку, генерал почувствовал, что спина у него мокрая. И под мышками тоже. Он даже не заметил, когда, разговаривая с командующим фронтом, поднялся из-за стола. Зря комфронта звонить не станет. Значит, что-то случилось. Но что и где, и как это отразится на его армии и на ее командующем? — вот что больше всего занимало сейчас генерала Валецкого и не давало ему уснуть. Он знал, что и на других участках фронта проводились разведки боем, а у соседа, например, удалось не только вклиниться в немецкую оборону, но и удержать захваченную территорию. Бои вокруг этого клина все еще продолжаются, и время от времени оттуда доносится погромыхивание артиллерии. Возможно, что бои эти запланированы штабом фронта, чтобы отвлечь внимание немцев от направления главного удара, который должен наноситься в том числе и отсюда, с Пулавского плацдарма. Но об этом точно знал лишь командующий фронтом, который может бросить все силы и на Магнушевский плацдарм, то есть на тот участок, где наметится наибольший успех.

Валецкий, не глядя, протянул руку к краю стола, нашарил стакан с чаем, отхлебнул, поморщился: чай был едва теплым, отдавал прелым сеном.

Он взял колокольчик, тряхнул его раз, другой, стукнул им об стол, и только тогда дверь поспешно распахнулась, и на пороге появился лейтенант Силин, всклокоченный, с помятым лицом и испуганными глазами.

— Спите, лейтенант, — буркнул Валецкий и брезгливо повел рукой в сторону стакана с чаем.