Жернова. 1918–1953. За огненным валом

— Так что, Николай Порфирьевич, — завел свое Моторин, когда они закончили обход, — какое твое мнение насчет встречи роты Красникова? У меня по плану политработы стоит это мероприятие. В том смысле, чтобы как-то отметить первый бой, проведенный нашим батальоном. А план, как тебе известно, утверждается начальником политотдела дивизии. Оно, конечно, может и обойтись, а вдруг проверят? Что тогда? Недооценка политического момента, политическая близорукость и другие оргвыводы. Да и чего ты, собственно, я не пойму, имеешь против этого мероприятия? Боевой дух солдата — эт-то!.. эт-то ты сам знаешь, что эт-то такое.

— Ладно, не нуди, — огрызнулся Леваков. — Сам грамотный. А только не Берлин твой Красников взял, а какую-нибудь вшивую деревушку. Политический момент… — передразнил он Моторина, думая не столько о том, что кто-то может проверить замполитовский план мероприятий, сколько о том, что Кривоносов может накатать своему начальству такого, от чего не отскребешься. И Леваков махнул рукой: — Ладно, черт с тобой! Давай свое мероприятие! Но только чтоб раз-два и — разбежались. Понял? Сам видишь, что делается, — кивнул Леваков на притаившиеся между соснами танки, накрытые сетями.

— Вот как раз по этому самому! — обрадовался Моторин. — Может, завтра у всех у нас последний и решительный, как говорится, потому что никто не знает, какая судьба…

— Ну чего несешь? — резко остановился Леваков и в упор посмотрел на замполита. — Сказал — проводи свое мероприятие, ну и проводи! А судьба — это дело начальства, а не замполитовское.

— Так я в смысле согласовать, — растерялся Моторин, и в его белесых глазах застыло удивленное непонимание.

Леваков передернул плечами и ускорил шаги, давая этим понять, что у него свои дела, а у замполита свои.

* * *

Когда из лесу выползла колонна «студебеккеров», в которых мотались из стороны в сторону дремлющие солдаты сводной роты лейтенанта Красникова, батальон стоял в строю повзводно, вытянувшись в линию, и оркестрик, взятый напрокат в артиллерийской бригаде, грянул «Прощание славянки». Морщины на лицах выстроившихся штурмовиков разгладились, глаза потеплели, а на машинах скрючившиеся от холода фигурки воспрянули, руки потянулись к поднятым воротникам шинелей.

Лейтенант Красников на ходу открыл дверцу машины, спрыгнул на истоптанный снег. Вид замерших взводов, звуки оркестра привели его в замешательство. Он потрусил было к середине строя, где стояли майор Леваков, начальник штаба батальона капитан Кроновицкий и замполит Моторин, но комбат махнул рукой, останавливая лейтенанта, а потом провел по воздуху линию перед собой, и Красников тотчас же догадался, что это значит, вскочил на подножку головной машины, показывая, куда ехать и где останавливаться.

Красников не ожидал такой встречи и не понимал, зачем она нужна. Но настроение приподнятости постепенно овладевало им, и голос его, отдававший приказания, звенел на самой высокой ноте. Он уже с умилением смотрел на замершие взводы, на батальонное начальство, на посинелые лица музыкантов вместе с их помятыми трубами и огромными валенками. Радовал глаз мелкий снежок, плавно кружащийся в неподвижном воздухе, тонкие свечи сосен, верхушки которых, казалось, держали на своей хвое низкое белесое небо, угрюмые бугры накрытых маскировкой танков, из которых оглоблями торчали пушечные стволы.

Машины остановились, солдаты посыпались из них, одергивались, отряхивались, оглядывались по сторонам.

И вот уже один строй замер напротив другого.

Но как же они были непохожи друг на друга!

С одной стороны — вычищенные сапоги и опрятные шинели, с другой — шинели и ватники с засохшей на них грязью и запекшейся кровью, прошитые пулями и осколками, изодранные на колючей проволоке. С одной стороны — напряженные лица людей, которым еще предстоит испытать себя в новом качестве, с другой — скупые улыбки солдат, прошедших через ад и уцелевших, спокойное и чуть насмешливое выражение глаз.

Звонким голосом, который далеко разнесся по лесу, стараясь не спотыкаться на гласных, Красников почти нараспев доложил о выполнении задания командования. Леваков поздравил батальон с боевым крещением, обнял и расцеловал Красникова. Прогремело ура, оркестрик сыграл туш.

Потом говорил Моторин, однако его путаное многословие не испортило общего впечатления торжественности и приподнятости.

Но вот обе стороны смешались, разбились на кучки, затеплились дымки цигарок и немецких трофейных сигарет, пошли восклицания, кое-где даже послышался смех. В толпе мелькнуло лицо санинструктора Ольги Урюпиной, у лейтенанта Красникова неожиданно часто забилось сердце, и он невпопад что-то ответил капитану Моторину.

Глава 23