Жернова судьбы

Иван медленно отодвинул стул и встал из-за стола. Реальность навалилась стопудовой плитой, он словно обездвижел. Пульхерия смотрела на него, прижав ладонь ко рту, глаза её были полны слезами, готовыми выплеснуться наружу. Козырев сделал знак подчинённым, они подошли к Ивану, стащили с него камзол, разорвав, содрали до пояса батистовую сорочку и грубо развернули спиной к гостям. Он не сопротивлялся, склонив голову. На покрасневших скулах вздувались желваки.

Увидев уродливые, змеящиеся шрамы, делавшие спину похожей на панцирь черепахи, графиня ахнула, Ольга Васильевна схватилась за сердце, её муж в негодовании вскочил, уронив стул, граф, ошеломлённый, не мог проронить ни слова.

– Видите! – ехидно продолжил Федька. – За бунтарский нрав и дерзкий язык смутьян был бит плетьми барином, который пытался исправить его, наставить на путь послушания, но раб сбежал, соблазнив законную супругу хозяина! – его указующий перст теперь уставился на Пульхерию. – Её я тоже должон забрать с собой!

– Нет! – рванулся Иван, но жандармы крепко держали его:

– А ты не рыпайся, парень, не рыпайся, а то хуже будет!

– Где ордер? – граф обрёл дар речи.

– Извольте, ваше сиятельство, – Козырев протянул листок.

Граф изучил его:

– Катенька, всё по закону. Мы должны позволить увести Ивана Андреевича.

– Миша, нет! Это просто невозможно! Ты посмотри, что этот мясник с ним сделал!! – гневно крикнула графиня. – Ты на плечо его посмотри!! Что это?!

– А это, Екатерина Ильинична, – тихо сказала Пульхерия, – клеймо. Барин клеймил его, как скотину. Как преступника. Его инициалы: АЗ. А этот мерзавец, – она метнула пламенный взор в Федьку, – лично в этом участвовал! Если Иван Андреевич попадёт к нему в лапы, он убьёт его. Убьёт…

Обессилев, Пульхерия упала на стул, руки её повисли как плети.

– Любушка моя, – с невыразимой нежностью сказал Иван, – не волнуйся, не надо! Чему быть…

– А ну заткнись! – грубо тряхнули его жандармы, но парень торопливо продолжил:

– Михаил Петрович, защитите Пульхерию Ивановну! Барин её со свету сживёт, вместе с дитём…

– Заткнёшься ты или нет! – Федька с силой ударил его кулаком в лицо.

Графиня вскрикнула.

– Прекратить это немедленно! – граф побагровел. – В моём доме никого не бьют!!

– Защитите! – обливаясь кровью, повторил Иван. – До конца дней буду за вас Бога молить…

– Ну, ваше сиятельство, пожалуйте ордер, – со вздохом сказал начальник жандармерии.

Граф протянул бумагу.

– Иван Андреевич, друг мой, не отчаивайтесь. Я сделаю всё возможное, – глядя в умоляющие глаза Вани, сказал он.

– Вяжите его! – приказал Козырев. Жандармы скрутили парню руки и потащили из комнаты.

Пульхерия потеряла сознание. Графиня и Ольга Васильевна захлопотали около неё. Граф тяжело опустился на стул.

– Я должон забрать барыню! – подал голос Федька, нагло глядя на него.

– Вы ещё здесь? – удивился Михаил Петрович. – Я же сказал: Пульхерия Ивановна под моей защитой. Она моя гостья и уйдёт отсюда, когда пожелает сама.

– Но…

– Вы не поняли?! – гневно вмешался Сергей Ильич. – Кулаками доходчивей будет?!

Глянув на мощные, совсем не дворянские кулаки барина, на его покрасневшее лицо, Фёдор ухмыльнулся и вышел.

– Какой отвратительный человек! – воскликнула Ольга Васильевна.

– И вот в руках таких-то негодяев находятся люди, подобные Ивану Андреевичу, – печально констатировал граф.

– Мишенька, надо что-то делать! – Екатерина Ильинична подняла огромные карие глаза на мужа. – Серёжа! – она перевела взгляд на брата. – Надо вызволить его! Это же преступление, когда такой замечательный, образованный, талантливый юноша, поэт, самородок является собственностью… какого-то самодура!! – она в волнении сжала руку Пульхерии, и та застонала.

– Миленькая наша, голубушка! – всполошилась Ольга Васильевна. – Катенька, надо её срочно перенести на кровать и доктора, доктора!

– Николай Игнатьич! – крикнул граф. Когда дворецкий вошёл, он объяснил, что нужно сделать. Пульхерию перенесли на постель, расшнуровали корсет, принесли воды, но она ни на что не реагировала, слёзы тихо струились по щекам, она молчала.

Граф и его шурин мрачно ждали в столовой. Их жёны дежурили у кровати Пульхерии, поджидая доктора.

– Чёрт те что! – мрачно проговорил Сергей. – У нас, конечно, тоже есть крепостные, но чтоб такое самоуправство допускать! Как думаешь, Миша, что мы можем сделать для несчастного? Купить ему вольную?

– Сложный вопрос, – задумчиво ответил граф. – Этот мерзавец, его господин, может и не захотеть отпустить такого раба. Шереметева слова вспомни: «Для меня больше славы владеть таким человеком, как ты, чем лишним миллионом».

– Но так оставлять нельзя, ты согласен?

– Не то что согласен, я просто вышиблен из колеи! – воскликнул Михаил Петрович. – Такой умница – и собственность какого-то… а как, кстати, его фамилия? – встрепенулся он. – Не помнишь?

– Кажется, Зарецкий, – наморщив лоб, стал припоминать Сергей Ильич. – Точно, Зарецкий, да!

– А мне ведь знакома, кажется, эта фамилия, – граф опять призадумался. – Надо у отца спросить, он, думаю, точно скажет.

В столовую почти вбежала Екатерина Ильинична.