Жернова судьбы

Такой быстрый переход от равнодушия к бешенству удивил Ивана. Нервы его и так были на пределе: за любой опрометчивый шаг, слово или поступок его могла ждать жесточайшая расплата, а он ещё не окреп как следует, не втёрся в доверие и не мог привести свой план в исполнение, тем более барин был не один, а с двумя цепными псами – Климом и Прохором, которые, подражая хозяину, смотрели на Ивана с высокомерным презрением.

– Стою, ваша милость, – застыл, насколько это было возможно.

– Он ещё спрашивает?! Сам знаешь!

Александр уставился на брата, и лицо его, с вполне приятными чертами, внезапно напомнило Ивану картины Босха, на которых звероподобных людей за их грехи безжалостно истязали злобные демоны.

– Видит Бог, не знаю, барин, – он, действительно, не мог сообразить, что успел сделать не так за какие-то сутки.

С гадливостью взглянув на него, Александр потряс в воздухе исписанным листком:

– Знаешь, что это??

– Не могу знать…

– Нарочный утром доставил. Повестка. В моём поместье будут проводить расследование. Якобы моим крестьянам плохо живётся! – он скрипнул зубами. – Твоих рук дело, признайся?!

– Ваша милость… – смешался Иван, не зная, как доказать свою невиновность.

Он понял, откуда ветер дует, и это наполнило сердце радостью: Михаил Петрович, как и обещал, решил принять всевозможные меры к вызволению его из рабства.

– Никоим образом не я, у меня и в мыслях не было! Я… – он замолчал, не находя подходящих слов. – Ваша воля, Александр Андреич, не знаю, что сказать, что сделать, чтоб вы мне поверили, но Богом клянусь, это не я! – Ваня опустился на колени, звякнув цепями. – Наказывайте…

Хозяин задумчиво смотрел на него сверху вниз и не спешил отдавать приказ о наказании. Как и прежде, показное смирение смягчало его и позволяло избежать кары. Он вздохнул:

– Ну ладно, встань… Федя! – позвонил в колокольчик.

– Мин херц? – камердинер как будто ждал за дверью. – Чего изволишь? – хищно покосился на Ивана.

– Ты вот что, сгони всех на двор, надо волю объявить. А этого, – кивнул на парня, – помыть, переодеть, кандалы и рогатку снять да на конюшню опять его, пусть там работает.

Фёдор открыл было рот, чтобы возразить, но барин его опередил:

– На время, не насовсем.

Дворовых согнали и объявили барскую волю: если кто на вопросы сторонних людей вздумает пожаловаться или просто позволит себе быть в виде печальном и озабоченном, пусть пеняет на себя! Чиновники уедут, а барин останется. И плети тогда покажутся милостью – провинившихся в рекруты продадут или в Сибирь отправят. Челядь хмурилась и мотала на ус…

Ване разрешили помыться в тёплой бане, что показалось ему, продрогшему, блаженством, дали чистую одежду да опорки. Ноги возрадовались. Щиколотки он замотал тряпицами и с облегчением вздохнул: силы начали возвращаться. Конюхи опять приняли его в свою компанию; хмурые и неразговорчивые они были, но парень их не винил: с таким хозяином немудрено было вовсе перестать улыбаться. Но хорошо было опять иметь какое-то подобие своего угла, хоть лавку, на которой можно спать. Правда, не успел он вечером войти в знакомое помещение, как нахлынули тяжкие воспоминания о Савве, от которых вновь спёрло дыхание в груди и зажгло глаза…Но Иван не позволил себе раскисать, решив копить весь гнев, всю боль, чтобы потом вложить в один удар…

***

На следующий день прямо с раннего утра ожидали «дорогих гостей»: кухарки без передышки готовили разнообразные блюда, горничные приводили в порядок серебро, всей дворне приказали надеть лучшие наряды и встречать гостей радостными улыбками…

Проверяющие приехали в два часа после полудни. Карета, с трудом добравшаяся до поместья по апрельской распутице, хотя дорога уже частично подсохла, была грязна и разбита, лошади выглядели усталыми. Подбежавшие конюхи приняли лошадей, Сенька откинул ступеньку, и из кареты вышел важный осанистый господин в мундире, с усами, бакенбардами и бородой, расчёсанной на две стороны. Ступив на землю, он охнул и схватился за поясницу. Рядом оказавшийся Федот поддержал его:

– Что такое, ваше превосходительство?

– Да вот в спину вступило, – досадливо ответил приезжий. – А барин твой где? Ожидает ли нас?

Из кареты вышел молодой рыжеволосый человек в чёрном сюртуке с портфелем подмышкой:

– Никанор Иваныч! – воскликнул он. – Я же говорил! Куда так спешили, надобно было отдохнуть!

– Василий, не мельтеши! – недовольно сказал чиновник. – Сейчас всё образуется!

Он попытался разогнуться, но не смог, охнул и застыл.

– Никанор Иваныч! – рыжий подскочил к нему и подставил руку для опоры.

Вдвоём с Федькой они осторожно повели чиновника к парадному крыльцу. Сбежавшаяся дворня, выстроившись коридором, переглядывалась и шушукала; на шум вышел Александр Андреич и всплеснул руками:

– Здравствуйте, ваше превосходительство! Что приключилось с вами??

– Здравствуйте, молодой человек, – не очень приветливо ответил Никанор Иванович, но, возможно, трудно было быть приветливым в согбенном положении да ещё терзаемым болью.

Гостя, с трудом взобравшегося по ступенькам, устроили в прихожей на небольшом диванчике; Саша приказал привести Мирониху.