Жернова судьбы

Иван замолчал, погрузившись в мысли. Сейчас ему надо было так филигранно повести свою игру, чтобы брат не почуял никакого подвоха. Но с чего бы ему перемениться так резко? Это он придумать не успел: пришли, пошатываясь, розовые и распаренные, оба помещика – Болтов вышагивал впереди, Александр Андреевич – чуть позади, как того требовала вежливость.

– Ну, и что тут происходит? – насмешливо спросил Болтов. – Бунтарь образумился?

Иван молчал, лишь грудь его тяжело и редко вздымалась.

– Федя, я не понял, зачем ты нас позвал? – в голосе Саши зазвенело недовольство.

– Мин херц, я же говорю: он меня по батюшке назвал! – Фёдор был по-прежнему ошарашен.

– Хм… – человечек с серыми волосами подошёл поближе и приказал:

– А ну, скот, посмотри на нас!

Какой же пожар бушевал в груди Ивана! Но он потушил его отблески в глазах и поднял взгляд.

– Ну что ж, Зарецкий, – спустя пару минут сказал Болтов. – Мне кажется, он готов просить прощения. Как думаешь?

– Николай Палыч, он такой смутьян и негодяй… – покачал головой Саша. – Один раз я ему поверил! – в голосе начала нарастать ярость. – Поверил, что он сдержит слово! А этот мерзавец сбежал с моей женой в тот же день!

– Зарецкий, помилуй! – возмущённо сказал сосед. – Какое слово чести может быть у холопов! Ты ровно дитё малое! Крестьяне по природе своей подлы и нечестны, потому помещик должен не покладая рук трудиться над исправлением их лживой и ленивой натуры! Но в одном ты прав: доверять нельзя. Единожды солгавши…

– Барин, дозволь слово молвить, – прохрипел Иван, решив перехватить инициативу.

– Говори.

– Александр Андреич, помилосердуйте, помираю… Не дайте совсем пропасть… рабу вашему, – закончил твёрдо и внятно.

– Не так давно ты тут такое выкомаривал, утверждал, что раб только Божий, больше – ничей, – ядовито сказал барин.

– Язык мой дерзкий отрежьте, чтоб глупости не болтал…

– А это мысль, Зарецкий! – воскликнул Болтов. – Давай так и сделаем! Вырезаешь поганый язык под корень, – он подошёл к Ивану и снизу вверх пронзительно посмотрел на него. – И раб покорно трудится и молчит! А?

– Как изволите, – тихо сказал Иван.

– Смотри-ка, согласен! – цокнул языком Болтов.

Он слегка приобнял Сашу за плечо:

– Я понимаю, друг мой, тобой сейчас движет справедливость и праведный гнев, но подумай: твой холоп здоров, силён и крепок, в хозяйстве от него большая польза. Тебе выгодно, чтоб он работал на тебя день и ночь и способствовал твоему же процветанию.

Саша кивнул, соглашаясь.

– А посему предлагаю вот что, – помещик оценивающе посмотрел на пленника. – Если уж ты беспокоишься о своей безопасности, то, во-первых, оставь его у столба на ночь (утром он совсем смирен станет, вот увидишь), во-вторых, завтра прилюдно выпори, да чтоб он сам на лавку лёг и никто его не держал, да чтоб потом при всех попросил прощения и поклялся с целованием иконы, что бунтарские мысли оставит. И первое время не снимай кандалы и рогатку, пусть так ходит, чтоб другим неповадно было. И вообще, Зарецкий, пороть таких надо е-же-днев-но! Как я и говорил! Чтоб помнил, скот, своё место.

После такой длинной речи Болтов даже запыхался и принял из рук камердинера очередной бокал с вином.

– Александр Андреич, – глухо сказал Ваня. – Прикажи снять со столба, мочи боле нет терпеть! Твоя воля – прямо сейчас повинюсь!

– Федя! – щёлкнул пальцами барин и слегка покачнулся, Болтов поддержал его.

Камердинер снял пленника со столба, и Иван рухнул наземь, не чувствуя ни рук, ни ног.

– Давай, винись! – Саша наслаждался видом сводного брата на коленях – не по принуждению, а по собственной воле.

– Прости, Александр Андреич, холопа твоего негодного. Обещаю перед Богом, что боле никогда… – Иван замолчал. – Свой язык поганый сам отрежу, ежели что… А коли служить плохо буду – учи уму-разуму, как пожелаешь. Я пёс твой верный.

– Пёс, говоришь? – Саша с презрением смотрел на него, потом нагнулся, отвесил пощёчину и протянул руку. – Целуй!

Иван, прикрыв набрякшими веками полыхнувшие глаза, распухшими губами прижался к надушенной руке сводного брата.

– И больше никаких мыслей о свободе, равенстве и… братстве? – барин пальцем приподнял его лицо. – Кто ты есть, я не слышу?

– Ванька безродный, Танькин сын… барин… – выдавил Иван.

– Федя, запри его в погреб, да одёжу какую-нибудь, чтоб Богу душу не отдал раньше времени! – приказал Саша.

– Благодарствуйте, барин, – пробормотал Иван. – Одна просьба, если дозволите…

– Просьба?! – возмутился Болтов.

– Да ладно, Николай Павлович, пусть скажет. Говори, – милостиво разрешил хозяин.

– Кусок хлеба и кружку воды… прикажите дать…

– Федя, дайте, что просит, чтоб не околел, – Александр Андреич ещё раз окинул брезгливым взглядом коленопреклонённого брата, хмыкнул и пошёл к дому, взяв под руку Болтова.

– А насчёт жены вот что я тебе скажу, – задушевным тоном продолжил помещик. – Наплюй на неё! Зачем тебе такая сучонка паршивая нужна?

– Ты не понимаешь, Николай Палыч! Это вопрос чести! Она от меня с холопом сбежала, – скрипнул Саша зубами. – За это я её точно убью, не помилую! Даже не уговаривай!