Жернова судьбы

У слуг работы было мало по сравнению с жизнью в поместье Зарецких, никто не гонялся за ними с плетью, все знали свои обязанности и выполняли их, а выполнив, использовали оставшееся время по своему усмотрению: отдыхали или занимались чем-либо по желанию. Провинившихся наказывали, но и это не шло ни в какое сравнение с тем, что было у Александра Андреевича: с маленькими проступками разбирались Матрёна Тихоновна и Матвей Трофимович, если что посерьёзнее – вели на суд к Никанору Ивановичу, а он, как правило, журил виновника, добивался признания вины и отпускал с Богом, иногда сажал на хлеб и воду, в самых крайних случаях. Но самым страшным наказанием для слуг была немилость барина, этого они страшились как огня.

– Наш-то барин, Никанор Иваныч, только посмотрит, брови-то нахмурит, так сердечко и упадёт, уж больно не хочется его, родимого, огорчать, – посвящала Дуню в порядки дома Акулина, горничная. – Он нас-то никогда зазря не обидит, всё по справедливости, по-божески, ну и мы тоже стараемся изо всех сил. Молодой барин такой же: добрый, рассудительный! Никанор Иваныч ещё вот что делает: покупает убогоньких и к делу их приставляет. Ты вот немая, Петька-дворник глухой, Танька-прачка одноглазая, глаз-то ей прежняя барыня выколола спицей, а барин пожалел и купил! Вот он какой! – похвасталась Акулина. – Ты уж, Дуняша, не огорчай его, дело своё исполняй справно, лечи барина!

Дуня тем временем перебирала запасы, которые ей положила бабушка Мирониха, да прикидывала, что можно будет набрать, как только снег окончательно сойдёт и травы начнут наливаться соком.

***

Когда Иван запряг карету, Федька приказал ему идти на конюшню и снять рубаху.

– Бить будете? – тяжело спросил парень.

– Ты не спрашивай, а делай, что велено! – рявкнул камердинер. – Там узнаешь!

Ваня пожал плечами и отправился на конюшню. Стоял, поглаживая по морде Буяна, и ждал очередной расправы. Чтобы претерпеть боль, крепко зажмурил веки и представил синеглазое, вопрошающее лицо Савки, ощутив, как яростно ворохнулось в груди сердце.

– Не дам тебе насладиться моей слабостью, – пробормотал.

Конюхи, работавшие в конюшне, взглядывали на него и молчали.

– Ну что, скот, свезло тебе! – Федька был явно недоволен. – Собирайся, барина повезёшь!

– А куда, Фёдор Ипатьич?

– Куда скажут! Много вопросов задаёшь! Помалкивай лучше!

Ваня поклонился и вышел. Александр Андреевич стоял возле кареты, рядом с ним – неотлучные Клим и Прохор, на запятках – ещё двое барских холуёв.

– Федя, остаёшься следить за поместьем, никому спуску не давай, я вернусь, как покончу с делами, – наказал Саша.

– Как изволите, мин херц! А вы, остолопы, глаз с барина не спускайте! – грозно сказал Фёдор своим подручным. – Пошёл! – крикнул Ивану.

– Так куда ехать-то?

– В поместье Николая Павловича Болтова правь! – раздался приказ, и лошади тронулись.

Дом помещика стоял на взгорье на берегу небольшого пруда; обвеваемый ветрами, он имел хороший обзор на все стороны света, позволял живущим наблюдать за немудрёной окрестной жизнью. Недалеко от господского дома располагались избы крестьян. Болтов был далеко не так богат, как Зарецкий, у которого было пять деревень, но во владениях его были и пруды с изрядным количеством рыбы, и лес, в котором водилась дичь, росли грибы да ягоды, достаточное количество пахотных земель родило довольно хлеба. У каждой крестьянской избы был огород, который также приносил помещику немалую прибыль.

Въехав во двор, не такой большой, как у Александра Андреевича, но просторный и обихоженный, карета была встречена подбежавшими слугами. Форейторы откинули ступеньку, открыли дверцу, и молодой барин степенно ступил на чужую землю. Встал, оглядываясь, хотя был здесь не в первый раз.

Иван сошёл с козел и, оглаживая и успокаивая, начал потихоньку распрягать уставших лошадей. Подбежавший парнишка лет осьмнадцати начал ему сноровисто помогать.

– Тебя как звать? – спросил Ваня.

– Савкой, – ответил парень, и сердце вновь сжалось от неизбывной тоски.

– Савва, коней выводить надо, – тихо сказал Иван.

– Знаю, сделаю, – торопливо кивнул головой парнишка.

– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой друг! – обернувшись на голос, Иван увидел приближающегося помещика, небольшого невзрачного человечка, и согнулся в поклоне.

– Как добрались? – поинтересовался Болтов.

– Слава Богу, хорошо, без происшествий, – улыбнулся Александр.

Николай Павлович подошёл с распростёртыми руками, молодые люди обнялись, и взгляд болотных пронзительных глаз скользнул по слугам Зарецкого, задержавшись на Иване.

– Пусть твои холопы пойдут в людскую, там их накормят и покажут, где можно отдохнуть, ну, а мы воздадим должное обеду! – Болтов гостеприимно указал на парадное крыльцо.

– Николай Палыч, холоп только один, конюх, – сказал Саша. – Остальные у меня на службе.

– Хорошо, я распоряжусь насчёт их, ну, пойдём же!

Иван огляделся: видно было, что помещик небогат. У Зарецких усадьба была огромна, с подъездной аллеей, фруктовым садом, крытой оранжереей, зверинцем, французским парком и множеством хозяйственных и людских построек на заднем дворе.