Жертва

Впервые в жизни Арман создавал круг с кем-то, а не смотрел на это со стороны. Впервые чувствовал, как протекают через него, забирают силы, магические потоки, впервые шептал заклинания, но всем процессом руководил Киар. Арман лишь старался не мешать. Не дышать лишний раз, чтобы не нарушать тонкой сети заклинаний, окутавших сидящих в центре магического круга Рэми и Лерина. Арман вдыхал неожиданно густой, пьянящий аромат своей и чужой магии, и казалось, что от потока силы он сейчас потеряет сознание…, но Киар все шептал и шептал заклинания, все плел и плел вместе с братьями тонкую сеть, и перед глазами плыло, а мир будто отступил на шаг, заглушая столь громкие миг назад звуки.

Сердце стучало мерно, ровно. Стук его отзывался в ушах, во всем теле, убегал в окружающую их темноту, и казалось, что Арман остался один в этом мире. Умиротворенный, расслабленный, погруженный в вязкое море магии. И беззащитный, будто маленький ребенок.

— Как мило, — раздался где-то шёпот. — Ты настолько бездарен, что можешь лишь одно — не мешать. Не мешать Киару в твоем собственном теле.

— Недомаг. Недобрат. Недочеловек.

— Грязный оборотень.

— Ты всем только мешаешь.

— Сдох бы ты или сорвался, отдал бы свое тело Киару, всем было бы лучше…

— Сколько раз ты чуть не убил брата?

— Раз, два? Помнишь, как ты его избил, довел до срыва, помнишь его пустой взгляд?

— Помнишь, как больного притащил зовом и чуть не угробил?

— Помнишь, как еще вчера чуть не убил своим гневом?

— Слабый!

— Псих!

— Недобрат!

— А теперь что? Твоими слабыми руками творят столь важный ритуал?

— Да ты же все испортишь!

— Ты всегда и все портишь!

— Ты убьешь своего брата однажды!

— И Мираниса убьешь, и всех, кто тебе дорог!

— Ты же вчера чуть не сорвался, правда?

— Но… — выдохнул Арман.

— Плачешь? Слабый!

— Магии ему захотелось!

— Силы!

Голос был везде и повсюду. Каждое слово било. Каждое открывало зажившую, казалось, рану. Тот голос был прав, прав до последнего слова… хлесткие обвинения били все быстрее, все сильнее, все больнее. И больше не выдерживая, Арман упал на колени, сжался в тугой комок и тихо взвыл от накатившей неоткуда боли. Прав! Этот проклятый голос прав! Боги, во всем прав!

«Арман, — вплелся в частый перестук обвинений Киар. — Арман, возьми себя в руки! Арман!»