Жертва

– Так даже лучше, Арман. Не Рэми должен быть свидетелем, ты. Это ты, если что, подтвердишь легитимность брака магической клятвой. Нам сейчас не нужно лишнее внимание, пойми. Телохранитель рядом с принцем – это обычно. Глава северного рода, не отходящий от принца ни на шаг, – повод для сплетен.

– Да, мой принц, – со вздохом ответил Арман. – Но после свадьбы ты мне позволишь?

– После свадьбы, если Рэми не образумится, я отправлю к нему Кадма. Ты слишком мягок со своим братом, телохранитель силы его и за шиворот притащит, если придется. Мне надоело упрямство Эррэмиэля.

И по улыбке Кадма Арман понял, что Миранис отнюдь не шутит.

***

Вождь был прав: оказалось, что харибом в Кассии быть гораздо выгоднее, чем арханом. Пока Деран заперся в загородном доме Армана и отбивался от назойливых, многочисленных посетителей, Рэн мог незамеченным ходить по особняку.

На улице с самого утра шел дождь, холодный, неприятный. Стегал тугими струями деревья, темнил листву и травы. Лето подходило к концу, постепенно сменяясь ранней осенью, и после цветущей Виссавии здесь было холодно и промозгло… и в то же время…

Не обращая внимания на дождь, Рэн вышел в затихший, забытый людьми сад на задворках поместья, подставил лицо холодным каплям, подивился тихому шороху дождя по листьям… от Кассии пахло смертью. Прошлогодними листьями, умирающими в тени растениями, притихшим под яблоней старым зайцем. В Виссавии смерти не чувствовалось, здесь она везде… здесь ею пропитана каждая травинка… силой не Виссавии, Единого. Истинным порядком вещей, когда смерть давала дорогу новой жизни…

Рэн поднял с опавших листьев яблоко, потер его о плащ и надкусил, насладившись терпкой сладостью. Яблоня была старой, яблоки на ней попадались редко, но были на удивление сочными, будто на последнем году жизни дерево стремилось порадовать особо вкусными плодами. Что следующую зиму яблоня не переживет, Рэн знал. Чувствовал. И в то же время росла у забора, тянулась к солнцу другая яблонька. Еще молодая и неплодоносная, но уже готовая заменить свою предшественницу.

В Виссавии все иначе. Искусственное, с виду идеальное, но Рэн знал цену этой идеальности. Он бросил огрызок на тропинку и вошел в поместье.

Рэн часто слышал от брата, что кассийцы испорчены. Теперь понял, что Деран прав. Кассийцев распирало от непонятных эмоций. Они ненавидели, раздражались, злились по пустякам. Они медленно, неосознанно бежали к смерти, травя тело крепким вином и жирной, неприятно пахнущей едой, а разум – глупыми мыслями.

Прошмыгнувшая мимо девушка-служанка мечтала о хорошеньком подмастерье, что живет по другую сторону улицы. Наивно полагала, что если позволит любимому прийти ночью, то он женится. Ее шустрая, бледная подруга думала о том же подмастерье, но уже с ненавистью. Ждала ребенка, а от любовника получила лишь немного монет, которых едва хватит на услуги старой колдуньи.

Ребенок, черный сгусток внизу живота матери, обречен. Рэн слышал, как малыш отчаянно плачет и просит о пощаде. Пощады не будет. Но это отчаяние навсегда останется с неродившей матерью и подходить к ней видящему станет неприятно.

Как неприятна старая, толстая кухарка, что не раз пыталась покормить «тоненького Нарчика» вкусно пахнущими яствами. Кухарка любила хариба Армана как сына, но когда приближалась ближе, чем на пару шагов, Рэн не мог удержать дрожи отвращения. Он не переносил, когда за грань толкали насильно.

– Зря от нее шарахаешься, – сказал Деран, выглядывая из-за плеча Рэна в окно. Туда, где переваливаясь с ноги на ногу, не обращая внимания на усиливающийся дождь, кухарка шагала на рынок во главе крепко сбитых парней с пока пустыми корзинами. – Она искренне пытается угодить Арману. Жалеет его, ведь глава рода сиротинушка и так одинок… Заметила, что я ничего не ем… как и ты. Вот и решила приготовить что-то повкуснее, потому-то и пошла теперь на рынок. В дождь. Ради нас.

Кухарка уселась вместе с помощниками в крытую повозку, прикрикнул на лошадей кучер, и Рэн лишь вздохнул и отвернулся от окна, скидывая на скамью мокрый плащ. И кому может помешать дождь? Зря он вернулся к Дерану. Здесь скучно.