Жертва

– Не осмелятся. Я скажу, что ты отдыхаешь и прикажу тебя не беспокоить.

– Не суетись, – спокойно ответил Деран. – Я не кассийская архана и сам справлюсь. Если что в один миг окажусь в Виссавии. Как тебе и обещал.

– Деран… будь осторожен…

– И ты будь осторожен. Помни, мы в чужой стране. И люди тут чужие. Они думают иначе, они живут иначе. Они даже дышат иначе.

Рэн лишь пожал плечами и удалился из покоев Армана. Задумчивый, он вышел во внутренний двор, накинул на голову капюшон плаща, пытаясь укрыться от холодных и частых капель. Дождь все еще шуршал по крыше стоявшего рядом сеновала, смывал с двора грязь и темнил деревянные стены. Обходя лужи, Рэн подошел к конюшне и остановился, когда из двери вышел ему навстречу, поклонился худенький, маленький конюх:

– Нар, когда же архан к Искре пойдет? – тихо спросил он. – Совсем ведь лошадку замучил… шкура у него потускнела, взгляд какой-то дивный, будто затравленный. Но архан сказал ждать, лошадка и ждет… сколько же можно? Бедняжка. Мы ее даже вывести не можем, прогулять, пробежаться, она же никого кроме Армана к себе не подпускает. А ведь раньше архан сам ее кормил. Сам за ней ухаживал, сам ее выгуливал, сам чистил… Ты бы поспрашивал, а? Жалко животинку. Хоть и магическая тварь, страшная больно да злобная, а все равно живая же… да и архан нам голову оторвет, если что случится.

– Поспрашиваю, – нетерпеливо ответил Нар. – В город мне надо, коня дашь?

– А на Искре… – обрадовался было конюх, но Нар его одернул, понимая, что магического коня его маскировка обманет вряд ли:

– Не на Искре. Дай кого поскромнее, не хочу привлекать внимания.

– Ну хоть сам к коню пойди…

– Может быть, когда вернусь. К архану лучше сейчас не ходи. Попадешь под горячую руку, жалко будет…

Конюх сглотнул нервно, от него повеяло душным страхом. Усилился дождь, журчала вокруг, лилась в канавы, вода, бежала бурливыми потоками к недалекой речке, и Рэн с тоской вдруг подумал, что настоящий Арман не заслужил. Ни этого удушливого страха, ни этого недоверия.

Дождь все лил и лил, пока Рэн летел на быстроногой лошадке по разбитому колесами городскому тракту. Объяснять у ворот ему не пришлось – один взгляд, и дозорный пропустил, кивнув едва заметно, а столица навалилась на плечи гомоном, приглушенным стуком дождя. Дождь не мешал ни снующим вокруг горожанам, ни торговле в лавках, ни вертким разносчикам. Рэну на каждом шагу что-то предлагали, что-то расхваливали, и, натянув на голову капюшон, он пришпорил коня, пугая разбегающихся прохожих.

Почти доехав до цели, Рэн спешился, оставил подуставшего коня в конюшне небольшой харчевни и дальше пошел пешком. Вжался в стену дома, когда по узкой улочке промчалась подпрыгивающая по мостовой повозка, окатив водой из лужи.

– И куда боги дурака несут? – проворчала рядом старуха, отрываясь от стенки. Откинув от заботливо прижатой к груди корзины серое полотенце, она спряталась от дождя под козырек и завыла:

– Пирожки! Свежие пирожки!

– Пиво… пиво! – вторил ей откуда-то басистый голос. – Вкусное, крепкое пиво!

– Купи цветочки для мамы! – улыбнулась Рэну хорошенькая девушка.

– У тебя, красавица, куплю и репей, – ответил молодой голос. Девушка улыбнулась еще шире, сразу же забыла о Рэне и юркой змейкой скользнула в толпу.

Рэн усмехнулся. Опасаясь встретить на улицах знакомых Нара, он принял свой облик, и его вновь начали путать с мальчишкой.

Цветочки для матери? Его мать, талантливая целительница, лунами пропадала за пределами Виссавии. Домой возвращалась редко. А когда возвращалась, то больше спала. Вечно бледная, вечно уставшая, хрупкая, как изящная статуэтка, она с сыновьями разговаривала так редко, что временами казалась чужой. Но все равно бесконечно любимой.

И она никогда бы не приняла в подарок цветов.

– Срывая цветок, ты преждевременно лишаешь его жизни, – говорила мать. – И в то же время поганишь свою.

Кто-то грубо толкнул в плечо, Рэн шарахнулся, пропуская мужчину с тяжелым мешком на плечах и вздрогнул: в толпе кассийцев он различил кого-то, кого увидеть тут не ожидал.

Не понимая, как другой хранитель смерти оказался вне Виссавии, Рэн было бросился за укутанной в плащ фигурой, но сразу же остановился. Этот человек был наполнен силой, которой в нем быть не должно. И он убивал, не раз, не два, даже сосчитать страшно. От его ауры насильственной смерти затошнило, а вместе с тошнотой пришло и понимание: это мог быть только один человек. Человек, которому лучше на глаза не показываться. Изгнанный из Виссавии Алкадий.

Дождь усилился, вода шуршала и временами доходила до лодыжек. Рэн тщательно укутался щитами, скрывая ауру хранителя смерти, и слился с толпой, стараясь не упустить Алкадия.

Следить за кем-то в полной народу улице оказалось непросто. Рэна много раз обругали, посоветовали идти домой к мамочке и назвали несносным мальчишкой. Дважды хранитель смерти думал, что упустил упыря, но вновь находил его совершенно случайно: то стоявшего у лавки с книгами, задумчивого, с толстым томиком в руках, то переговаривающегося в полголоса с каким-то молодым, заспанным мужчиной.