Жертва тайги

– Больно, Игорек? – не удержался от неуместного, совершенно идиотского вопроса Антон, когда они опять остались вдвоем.

«А рты-то он нам не заткнул, хоть в чем-то малость облажался! – вскользь подумал он. – Да, в принципе, чего ему бояться? Тут же ори – не ори, один хрен ни до кого не докричишься».

– Нет, – чуть слышно простонал Ингтонка.

Выглядел он теперь хуже некуда. Мертвяк мертвяком. Кожа на лице приобрела серо-землистый оттенок. Рот изломан как у жалкого, освистанного чернью арлекина. Глаза ввалились.

Хорошо еще, что Авдей перед уходом сделал ему перевязку. Но мудрить, конечно же, не стал, скотина. В рюкзак он не полез, как ни упрашивал его Антон достать оттуда бинт и зеленку. На это благосклонности мужика уже не хватило. Он лишь чикнул ножом, оторвал от полы штормовки, надетой на парня, длинную широкую полосу, обкрутил ею голову Ингтонки и прихватил узлом на подбородке. Потом еще Авдей от щедрот душевных надрал сухого мха с комля близко растущей пихтушки и напихал его под повязку, чтобы рана меньше кровоточила.

– Ты потерпи, Игореха! – сморозил очередную глупость Антон. – Держись только! Что-нибудь обязательно придумаем. Поверь мне. Безвыходных ситуаций, как известно, не бывает. Держись, парень.

Да, он сказал все это, но тут же со злостью осадил себя:

«И что ты несешь, оптимист, блин, узколобый? Что ты придумать такое можешь, чучело огородное, когда ни рукой, ни ногой не двинуть? – В висках Антона паскудно заломило. – Да что им, в конце концов, от нас нужно? Почему не убили сразу? Чего тянут, сволочи? Что они такое гадкое задумали? Какую жуть для нас готовят?!

Рядом шумит Сукпай. Рокочет неумолчно. Тревожит, отнимая слух своим шальным многоголосьем.

Сколько их будет? Двое? Трое? Может быть, этот садюга опять в одиночку припрется? Тогда хоть какой-то шанс останется. Плюгавенький совсем. Одно название. Но все же… Если бы хоть немного веревки ослабить, чтобы к его возвращению руки и ноги плетьми не болтались, кровоток не прекращался. Но как? Чем? – Антон задергался, напрягая затекшие, окаменевшие мышцы, но очень скоро понял всю безнадежность этой затеи. – Нет, ничего не получится. Никак не выйдет. Руки капитально по локтям стянуты. Игорек на славу постарался. Но за что его винить? Все равно этот гад не позволил бы ему сфальшивить. Обязательно заставил бы затянуть намертво. Нет. Ничего не получится. Увы!

Может, удастся на ногах веревку ослабить? Ну, давай же, парень! Напрягись, блин! Постарайся! Ну!.. Нет. Ничего не выходит. Никакого толку. – Он приложился затылком к дубку так крепко, что в ушах зазвенело, понурил голову и застонал от бессилия. – Нет. Не получится. Ничего не выйдет. Все это – дурь детская. Пустая затея. Остается только надеяться. На что? На чудо? Нет, только на себя!

Игорек, бедолага, уже не боец. Похоже, он в полной отключке.

Сукпай совсем рядом. Речка галдит, гомонит неумолчно на все лады. Загудит как шквальный ветер в проводах, затянет на одной высокой ноте, рассыплется мелким серебром, потом рявкнет злобным зверем.

Солнце тянется к закату. Катится ниже и ниже. Плавится рыхлым разбухшим оранжевым шаром, неотвратимо сжигая остатки прошедшего дня.

Гнусно на сердце. Ноет оно, лупит в подвздошину. Так бьется зверек, угодивший в ловушку. – Антон разлепил веки, пошарил вокруг воспаленным взглядом, и грудь сдавило еще сильнее. – Осень-то уже на исходе? Пролетела так, что я и не заметил! Вон уже и бурьян высох, и маньчжурский орех стоит совсем голый! Но как же это? Почему так случилось?!»