Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Оттуда его откомандировали на Западный фронт со ссылкой на сложившееся там затруднительное положение. Можно подумать, что Миронов одним своим появлением был в состоянии изменить здесь ситуацию в лучшую сторону. А вот в родных краях мог и сумел, когда вскоре появилась такая возможность. Но сколько времени было потеряно, сколько растоптано, раздавлено судеб авантюрной политикой организаторов расказачивания! Уже и Ленин не выдержал, разразился возмущенным письмом:

Архив

«Ревком Котельниковского района Донской области приказом 27 упраздняет название станица, устанавливая наименование волость, сообразно с этим делит Котельниковский район на волости. В разных районах области запрещается местной властью носить лампасы и упраздняется слово казак. В 9-й армии тов. Рогачевым реквизируется огульно у трудового казачества конская упряжь с телегами. Во многих местах области запрещаются местные ярмарки с крестьянским обиходом. В станицах назначают комиссарами австрийских военнопленных. Обращаем внимание быть особенно осторожными в ломке таких бытовых мелочей, совершенно не имеющих значения в общей политике и вместе раздражающих население. Держите твердо курс в основных вопросах и идите навстречу, делайте поблажки в привычных населению архаичных пережитках».

Поняли в Москве, что заигрались в диктатуру пролетариата, когда положение на Южном фронте резко ухудшилось. Деникин энергично продвигался на север. 12 июня 1919 года началось восстание казаков в Хоперском округе. Надо было спасать ситуацию, и Миронов, занимавший в то время должность командующего Белорусско-Литовской армией, по распоряжению Реввоенсовета убыл из Минска снова в распоряжение Южного фронта. Предполагалось назначить его командиром особого экспедиционного корпуса, расположенного непосредственно во фронтовой полосе. 15 июня Реввоенсоветом Южного фронта ему был выдан мандат, удостоверявший, что «Миронов экстренно командирован по делам службы в распоряжение фронтовых частей. Всем начальствующим лицам военного и гражданского ведомства, всем командующим войсковыми частями, а равно и населению оказывать Миронову самое широкое содействие по выполнению возложенных на него обязанностей».

Вот так поворот! Уже не смущали членов РВС ни колючая резкость Миронова, ни его бонапартизм, ни то, что он считал себя единственной силой, способной сплотить донское казачество на стороне Красной Армии для борьбы с Деникиным. Миронов вдруг снова оказался нужным революции.

Подстраиваться под новое командование Миронов не захотел. Буквально через несколько дней со станции Анна он направил по телеграфу доклад Троцкому (копии Ленину, Калинину и Реввоенсовету Южного фронта), в котором дал объективную характеристику вверенного ему войска. Он прямо указал, что Реввоенсовет фронта ошибочно преувеличивает наличие боевых единиц в особом экспедиционном корпусе, который на самом деле небоеспособен. Одновременно комкор дал мрачную оценку положения на Южном фронте в целом, внеся при этом свои предложения по выправлению ситуации:

Архив

«Усилить особкор свежей дивизией… перебросить в его состав дивизию, как основу будущего могущества новой армии, с которой я и начдив Голиков лично пойдем вновь захватывать инициативу в свои руки, чтобы другим дивизиям армии и армиям дать размах; или же назначить меня командармом девять, где боевой авторитет мой стоит высоко».

Касаясь вопросов политического характера, Миронов сообщал: