Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

«Мне подлинно известно через преданных мне людей, входящих одновременно в организацию политработников еще не сформированного корпуса, так как, де мол, будет григорьевщина. С такой подлостью я мириться не могу и останусь всегда Мироновым… Заявляю, что Деникин и буржуазия мои смертельные враги, но моими (друзьями) не могут быть люди, вызывавшие поголовное восстание. Перед лицом трудящихся масс пролетариата и крестьянства заявляю: боролся и буду бороться за социализацию средств производства, за социализм. Прошу открытой политики со мной и скорейшего заканчивания формирования корпуса, в который чьей-то рукой приостановлен поток людей, который так жадно дожидается красноармейцами на Южфронте.»

Обстановка продолжала накаляться, причем сам Миронов только подливал масла в костер своими заявлениями и поступками. Все чаще он выступал на митингах, письменно обращался к массам. И когда он наметил на 14 августа большое собрание личного состава, Ларин выступил против: «Тов. Миронов, сегодняшнее собрание будет касаться разных методов воспитания Красной Армии, вопрос, который должен разрешаться реввоенсоветом Южфронта, но не собранием красноармейцев, к тому же еще недостаточно революционно воспитанных, и потому считаю собрание для пользы дела лишним».

Миронов не смолчал: «Я не понят. Методы-то воспитания лежат во мне, и они в высшей степени субъективны… мощь всякой армии кроется в духовном единении начальника и подчиненного. Если я духовно не понят солдатом, то и веры у меня в него нет, а у него в меня… Это «собрание» — это один из методов моего воспитания: вместе на собрании на словах, вместе и на деле в боях».

Накануне собрания до комкора дошел слух, будто на него готовится покушение. Упоминались фамилии коммунистов Букатина и Лисина. Не вдаваясь особо в подробности, Миронов приказал арестовать обоих, предупредив, что при первом выстреле со стороны коммунистов они как заложники будут расстреляны.

«Оппозиция» притихла, свернув на время открытое сопротивление Миронову, зато усилив давление на других направлениях. Чтобы скомпрометировать одного из популярнейших на Дону казачьих командиров, использовалось все: телефонные и очные переговоры с партийным и военным руководством, официальные политдонесения и анонимные доносы, письма личные и коллективные. Характерно своей иезуитской сутью заявление Ларина и Скалова в орган, с которым они до того категорически не хотели иметь дела, — в казачий отдел вцик от 16 августа 1919 года:

Архив

«Дорогие товарищи. Пользуясь случаем, реввоенсовет Донкора (его политическая часть) в своей до известной степени тяжелой работе желал бы иметь от вас ряд зафиксированных протоколом мнений и постановлений по вопросам:

1. Считаете ли нужным вести, конечно тактичное, коммунистическое воспитание казачьей массы, считаете ли необходимым постройку ячеек и каков путь подхода к строительству их, какова роль политиков в казачьих полках?

2. Если постройка комячеек необходима, то как практически, не подрывая авторитета командного состава, подходить к таковой при условии, что командный состав рекомендует массе оставаться беспартийной?

3. Считает ли возможной свободу мысли при строительстве Красной Армии или считаете необходимым все политические выступления перед красноармейцами ограничить известными пределами, не мешающими строительству комячеек?