Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

«Ввиду ходатайства Чрезвычайного Революционного Трибунала, опирающегося на полное раскаяние подсудимых и осознание ими своей вины перед революцией и трудовым народом, Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета постановил: Миронова и его соучастников, присужденных Чрезвычайным Революционным Трибуналом в Балашове к расстрелу по делу о восстании, — помиловать и приговор в исполнение не приводить».

По указке сверху чрезвычайный трибунал в составе тех же Полуяна, Подоспелова и Анисимова вынес еще одно решение — по обвинению политических работников Донского корпуса. Тех самых, которые сами пытались расправиться с неугодным командиром корпуса. Вот его резолютивная часть:

«Принимая во внимание проявленную нераспорядительность и непринятие всех должных мер к предупреждению выступления Миронова, постановил: объявить всем политическим работникам строжайший выговор, направив их в политический отдел армии для назначения по усмотрению. Бывшего политического комиссара Донской дивизии Зайцева за намеренно неправильное информирование казачьего отдела о положении дел Донского корпуса и двуличную политику, преследующую личные цели, направить рядовым красноармейцем на фронт с лишением прав занимать ответственные должности в течение трех лет».

Но и это еще не финал. После того как Миронов стал командующим 2-й Конной армии, комиссаром к нему был назначен… Д.В. Полуян — председатель чрезвычайного трибунала. Тот самый, кто подписал приговор о расстреле Миронова. Стоит ли удивляться, что Полуян не смирился с помилованием своего бывшего подсудимого и, несмотря на успехи армии в разгроме белогвардейцев в Крыму, направлял в Москву донесения о неблагонадежности командарма.

После блестящей победы 2-ой Конной армии Миронова над белым генералом А. Г. Шкуро и основными силами врангелевской группировки на каховском плацдарме Троцкий 17 октября 1920 года телефонограммой поздравил бойцов и командиров с огромным успехом, пообещав им всемерную поддержку в виде «значительного количества комсостава и политработников в главе с т. Смилгой»[1]. Теперь над Мироновым было уже два комиссара-надсмотрщика: автор неисполненного расстрельного приговора и прокурор.

Дальше началось то, чего следовало ожидать. Ровно через три дня, 21 октября Полуян направляет Троцкому шифровку, по существу, донос на своего командарма:

Архив

««Миронов совершенно больной человек — истерик, помешан к тому же на историческом значении своей личности. О Реввоенсовете открыто в присутствии комсостава и красноармейцев заявляет, что он существует только для подписывания его приказов и ни во что вмешиваться не может… В беседах с красноармейцами шельмует комсостав вплоть до начдивов… Вместе с тем обнаруживается явное неумение Миронова управлять армией, отсутствие организаторских способностей. Полагаем, что оставлять Миронова на посту командарма невозможно…»[2].

Своей резолюцией Троцкий тотчас же распорядился передать телеграмму В.И. Ленину и другим членам Политбюро. Однако оргвыводов на сей раз не последовало: победителей не судят. Более того, 21 ноября во ВЦИК было внесено представление о награждении его Почетным революционным оружием. Миронову вручили высшую награду Республики — орден Красного Знамени и золотую шашку.