Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

На другой день этот вопрос стал предметом обсуждения Политбюро РКП(б). Однако на нем взрывоопасная обстановка на флоте была расценена как результат подстрекательских происков меньшевистско-эсеровской оппозиции. И сразу же начались аресты активных ее деятелей, а заодно и лиц, в отношении которых от разного рода осведомителей поступала информация о контрреволюционных настроениях и недовольстве Советской властью.

Вслед за этим Кузьмин выступил с большой речью перед участниками заседания Петроградского Совета. Комиссар Балтики снова обратил внимание на опасное развитие обстановки в Кронштадте и призвал принять срочные меры к снятию напряженности, возвращению доверия матросов к Советской власти и партии. Он все еще надеялся предотвратить назревавший мятеж и избежать кровопролития. Его внимательно слушали, с ним соглашались, выражали даже понимание флотских проблем. Но дальше этого дело не двигалось.

Между тем, ситуация явно выходила из-под контроля и требовала принятия мер совершенно иного характера. Моряки выражали солидарность с митингующими рабочими Петрограда и выступлениями крестьянства. На линкорах «Гангут» и «Полтава», стоявших на Неве, и одновременно на «Петропавловске» и «Севастополе» в Кроштадте прошли митинги. В своих резолюциях митингующие выдвинули ряд требований, в которых, наряду с призывами соблюдать провозглашенные в 1917 году лозунги пролетарской революции, содержались и более острые — покончить с засилием коммунистов в органах власти, в армии и на флоте. Начался массовый выход из партии. Одновременно кронштадтцы направили в Петроград делегацию для разъяснения требований солдат и матросов. Сразу же по прибытии в город она была арестована.

Думается, на обстановку еще мог повлиять М.И. Калинин, специально прибывший в Кронштадт для прояснения положения и участия в митинге на Якорной площади 1 марта. Кстати, Председатель ЦИК Советов приехал в Кронштадт без всякой охраны и предстал перед озлобленными матросами почему-то в сопровождении… своей жены Екатерины Ивановны. Но жест его оценили: присутствующие встретили появление высокой супружеской четы веселым гоготом и дружными аплодисментами.

Однако дальше первых эмоций дело не пошло. Бурные аплодисменты быстро стихли. Митингующие кронштадтцы выкрикивали требования распустить Советы и избрать новые тайным и свободным голосованием, обеспечить свободу собраний профсоюзов и крестьянских организаций, ликвидировать институт политкомиссаров в армии и на флоте, прекратить реквизиции хлеба у крестьян, объявить для них свободный рынок.

Открыть митинг Кузьмину все же позволили, хотя постоянно пытались перебивать его выступление.

Воспоминания

«Товарищи! — силясь перекричать гудящую толпу, обратился к собравшимся комиссар флота. — Перевыборы Кронштадтского Совета и освобождение его от коммунистов, к чему призывают вас контрреволюционные агитаторы, в настоящий момент невозможны. Это лишь еще больше усилит противостояние на флоте. Думаю, присутствующие хорошо понимают, что коммунисты, завоевавшие власть в 1917 году, никогда не откажутся от нее добровольно. Любые попытки разоружить их приведут к самым тяжелым последствиям. Будет кровь. Поймите меня правильно».

Кузьмин был прав. Он уже не питал иллюзий относительно того, каким образом власть намерена подавить мятеж. Не сомневался, что в обстановке, когда недовольство Советской властью приобрело всероссийские масштабы, охватив армию и флот, партийное руководство страны во главе с Лениным примет самые жестокие меры, дабы преподать всем наглядный урок.

Николай Николаевич все еще надеялся удержать матросов от бунта. Однако возбужденная толпа не внимала здравому смыслу, а попытка комиссара утихомирить собравшихся напоминанием о неизбежных последствиях была воспринята как угроза. Он предоставил слово Калинину, рассчитывая на его авторитет как одного из руководителей Советской власти.

М.И. Калинин, а вслед за ним и председатель Кронштадтского Совета П.Д Васильев не сочли нужным разбираться в претензиях перед 12-тысячной аудиторией. Они избрали более привычный путь деклараций и призывов.

Позднее, вспоминая о Кронштадтском восстании, формальный его руководитель — писарь с «Петропавловска» С.М. Петриченко говорил:

Воспоминания